Читать книгу - "Алексей Пичугин - путь и перепутья - Вера Васильева"

В этот день у него в рамках производства следственных действий должны были отобрать пробы крови и слюны. Но вместо этого заключенного выдали двум лицам, представившимся сотрудниками ФСБ. Эти лица передали ему «привет от сослуживцев», предложили кофе и чай.

После нескольких глотков Алексей Пичугин на шесть часов впал в забытье. Позже двое сокамерников бывшего сотрудника ЮКОСа рассказали Алексею Пичугину, что его принесли в камеру в полубессознательном состоянии.

«Единственное, что я помню, это то, что вопросы, которые мне задавали, касались Ходорковского, Касьянова^[32], Черномырдина^[33], Волошина^[34] и финансовых потоков между этими лицами и ЮКОСом», – сказал заключенный^[35].

Вот так новости! Какое отношение эти высокопоставленные чиновники имеют к предъявленным ему обвинениям? Или эфэсбэшникам в действительности нужно от сотрудника нефтяной компании совсем другое?

О «разведдопросе» Алексей Пичугин рассказал на следующий день следователю, но протокол об этом в деле отсутствует.

Несмотря на чрезвычайно плохое самочувствие Алексея Пичугина и категорические требования его адвокатов, Юрий Буртовой отказал в проведении немедленного медицинского освидетельствования заключенного на предмет применения к нему психотропных средств. Обследование было проведено более чем неделю спустя, что было уже бессмысленно.

Результатом воздействия химических препаратов стали провалы в памяти, головные боли, галлюцинации, повышенное артериальное давление, перепады психического состояния, сильнейший фурункулез, повышенная температура. Алексей Пичугин потерял около тридцати килограммов веса, а на его голове образовались шишки, не исчезнувшие до сих пор.

В свою очередь, Генпрокуратура и Басманный суд отказались удовлетворить ходатайство защиты об отводе Юрия Буртового как руководителя следственной группы.

31 июля 2003 года Алексей Пичугин направил официальное заявление в Генпрокуратуру, где уведомил, что в случае появления у следствия любых его признательных показаний, данных в отсутствии представителей защиты, все эти показания являются самооговором. Алексей вынужден был сделать подобное заявление после того, как Генпрокуратура заявила, что факты применения к нему 14 июля психотропных средств не нашли подтверждения.

«Я была у него [на свидании в “Лефортово”] на следующий день, 15 июля, и видела, что он был не в себе», – рассказала мне Алла Николаевна.

«Вы видели у него следы от инъекций?» – уточняю я.

«Да. Видела», – твердо отвечает моя собеседница.

«Что предприняли?»

«Я тут же сообщила адвокатам, и адвокаты к нему сразу пошли и потребовали, чтобы Алексея обследовали. Но обследование сделано не было»^[36].

Мать и адвокаты – лица заинтересованные, скажет читатель. Можно ли доверять их утверждениям?

Да, можно, потому что эти утверждения подкрепляются свидетельством третьего, независимого, лица.

Выше я упомянула двоих сокамерников Алексея Пичугина, которые видели, в каком состоянии его вернули с «разведдопроса». Одним из них, как я уже писала, рассказывая о первых днях сотрудника ЮКОСа в «Лефортово», в то время был Игорь Сутягин. Это имя назвал сам Алексей все на том же судебном заседании 23 апреля 2008 года.

Полутора годами позже знаменательного выступления Алексея Пичугина в Мосгорсуде в свет вышла книга тюремных рассказов Игоря Сутягина «На пол-пути к сибирским рудам». Я написала Игорю Вячеславовичу письмо-размышление, навеянное его литературным творчеством. И приложила к нему свою книгу-хронику суда над Алексеем Пичугиным^[37] – в надежде на то, что повествование о дальнейшей судьбе бывшего сокамерника ученому будет небезразлично. На ответ не рассчитывала, понимая, что тяготы лишения свободы оставляют мало возможностей для эпистолярного общения с посторонними.

Однако Игорь Сутягин ответил мне. Прислал не только множество слов поддержки для Алексея Пичугина, но и обещание о нем написать. Позже были неожиданное этапирование ученого в другую колонию и еще более неожиданные его освобождение и высылка в Великобританию. Эти перипетии, как мне казалось, поставили точку в еще не написанном рассказе о встрече в «Лефортово».

Я снова ошиблась. Игорь Вячеславович выполнил обещанное. Его рассказ «Три школы», задуманный, как выяснилось, еще в колонии, а написанный и присланный мне автором по электронной почте, впервые увидел свет на портале «Права человека в России» (HRO.org) 24 ноября 2010 года.

Личный опыт Игоря Сутягина, также описанный в рассказе, приводит к печальному выводу о том, что случай Алексея Пичугина – не единичный.

Эта публикация вызвала сильнейший резонанс в российских и зарубежных СМИ и крайне негативную реакцию наших компетентных «органов». Так, некий неназвавшийся источник РИА «Новости» в спецслужбах заявил, что утверждение о применении спецпрепаратов не соответствует действительности, а Игорь Сутягин начал пиар-кампанию, чтобы привлечь к себе внимание. «...Искренне восхищаюсь смелым и благородным поступком Игоря Вячеславовича, который давно говорил, что считает своим долгом выступить в Вашу защиту. И не побоялся навлечь на себя гневную реакцию спецслужб, которая последовала, – писала я Алексею Пичугину в письме от 27 ноября 2010 года, вместе с распечаткой рассказа Игоря Сутягина отправленном в «Черный дельфин». – Показательно, однако, что официальные чины усиленно опровергали только эпизод с Игорем Вячеславовичем. Значит, в отношении Вас нечем крыть?

О том, что описанные методы воздействия применялись и к Игорю Вячеславовичу, я узнала впервые, что ввергло меня в еще больший шок...»

И спустя несколько дней, тревожное:

«...Я узнала, что адвокаты во время свидания зачитывали Вам рассказ Игоря Вячеславовича и что Вам было тяжело возвращаться мыслями в те дни... Мне очень больно, что Вам вновь пришлось пережить страдание... Тем не менее, мне хочется верить, что сам факт того, что Игорь Вячеславович выступил Вашим свидетелем, его поддержка были нужны и важны для Вас».