Читать книгу - "Бальзаковские женщины. Возраст любви - Сергей Нечаев"

Бальзак не знал, что и ответить.

— Итак, заметано, — ударил его по плечу де Легревилль, — будем работать компаньонами на паритетных началах!

С. Цвейг — известный писатель — по этому поводу восклицает:

«Какое унизительное предложение! Стряпать бульварные романы точно установленного объема и к точно указанному сроку, да притом еще с абсолютно лишенным щепетильности, явно беззастенчивым партнером — это ли грезилось только вчера „новому Софоклу“?»

В принципе, со С. Цвейгом нельзя не согласиться. Наплевать на свой талант, на свою мечту, и все это ради нескольких сотен франков! Разве не мечтал Бальзак еще вчера обессмертить свое имя? Совесть художника — вот что пытался выкупить у него проклятый искуситель за свои презренные деньги. Но у молодого человека не было иного выбора. Возвращаться в Вильпаризи было категорически нельзя. Это значило бы признать свое полное поражение. Если он сделает это, так ничего и не заработав, родители никогда не предоставят ему новой возможности проявить себя. И это будет катастрофа! Нет, никогда! Лучше самому вертеть свой жернов (пусть пока и не тот, о котором он мечтал), чем всю оставшуюся жизнь надрываться на чужой мельнице. Итак, Бальзак принял решение.

А. Моруа — тоже очень известный писатель — пытается оправдать Бальзака:

«Для молодого Бальзака, который высоко занесся в своих честолюбивых мечтах, подобное занятие было шагом назад, но какой молодой человек, сидевший без гроша, мог отказаться от предложений, суливших верный заработок?»

В подготовке следующего романа, названного «Шарль Пуантель, или Незаконнорожденный кузен», Бальзак уже принимал участие в качестве негласного автора текста. За дальнейшую же судьбу «произведения» полностью отвечал де Легревилль. Для себя компаньоны выбрали два весьма странных псевдонима — некое подобие фабричной марки: «де Вьеллергле» и «лорд Р’Оон»[6].

Итак, Бальзак продал свой талант, свое литературное честолюбие, свое имя. Парадоксально, но факт: чтобы остаться свободным, он вынужден был стать литературным «негром», безымянным рабом, пишущим исключительно за деньги.

Временно он переехал в Вильпаризи и поселился в прежней комнате своей сестры Лоры, опустевшей после ее замужества. Но он твердо решил, во что бы то ни стало и как можно скорее, добиться возможности снять на собственные деньги свою собственную квартиру.

Он трудился дни и ночи напролет, поскольку недостатка в заказах теперь у него не было, благодаря стараниям неутомимого проныры де Легревилля.

С. Цвейг констатирует:

«Родители-буржуа с удовлетворением наблюдают за этим неожиданным превращением. С тех пор как они увидели первые контракты — восемьсот франков за труды дебютанта, а затем быстрый взлет до двух тысяч франков на кампанию, — они находят занятие Оноре уж не столь абсурдным. Быть может, этот шалопай станет, наконец, на ноги и не будет вечно сидеть у них на шее? Отца радует, прежде всего, то обстоятельство, что его первенец, по-видимому, отказался от мысли стать великим писателем и, комбинируя всяческие псевдонимы, не опозорит теперь доброго буржуазного имени Бальзаков».

— Еще есть время, — потирал руки Бальзак-отец, — и я надеюсь, что из мальчика выйдет толк.

Мать и сестры играли у писателя роли критикесс и помощниц.

Надо отдать должное Бальзаку, он работал как каторжный. Двадцать, тридцать, сорок страниц, целая глава в день — это была его средняя норма. И что интересно, чем больше он начал зарабатывать, тем ему больше хотелось заработать. С. Цвейг характеризует это так:

«Он пишет так, словно бежит из острога, задыхаясь, с разрывающимися легкими, только бы не возвращаться в постылую семейную неволю. Он трудится с таким дьявольским неистовством, что приводит в испуг даже свою мать».

В то время, когда Бальзак работал на Лепуатвена, у того на побегушках состоял десяток молодых людей, к которым он обращался не иначе как «болваны». Он наспех обучил их кое-каким приемам написания романов, выработанным им самим и отвечавшим, как он считал, духу времени. Он любил повторять:

— Только факты, никаких подробностей. Необходимо сразу вызвать интерес. Что же касается стиля, то на него никто не обращает внимания. Что же касается каких-то мыслей или идей, то их вообще быть не должно. Это перегружает читателя, развивает в нем комплекс неполноценности. И не нужно, пожалуйста, никаких точных дат, фамилий, местного колорита — это все лишнее.

Бальзак ни на что не обращал внимания, все его силы — и душевные, и физические — были брошены в эту фабрику по производству романов. День — и чернильница пуста, неделя — и роман почти готов. Его работоспособность в это время перешла в некую одержимость, не ведающую усталости и сомнений, и это навсегда останется с ним, повергая в изумление всех его сотоварищей по ремеслу.

Лепуатвен обладал исключительным коммерческим чутьем, и недостатка в заказах не было. Подобная работа поначалу даже забавляла Бальзака, который считал то, что он вынужден был делать, определенным трюкачеством. Шесть романов в год — невелика проблема!

Отлично понимая его, А. Труайя пишет:

«Цифра эта не кажется ему чрезмерной, он чувствует в себе силы придумать и написать под псевдонимом полдюжины „отбросов“ в ожидании возможности выпустить под собственным именем роман, которым будет гордиться».

В том же 1821 году Бальзаком были написаны романы «Бирагская наследница» (история некоего Дона Раго, бывшего настоятеля Бенедиктинского монастыря) и «Жан-Луи, или Найденная дочь».

15 августа 1821 года он писал своей сестре Лоре:

«Я надеюсь разбогатеть при помощи этих романов. Какое падение! Почему у меня нет полутора тысяч франков ренты, чтобы я мог работать достойным образом! Но нужно все же стать независимым, и для этого у меня есть только этот отвратительный способ».

* * *

1 сентября 1821 года вышла замуж и вторая сестра Бальзака. Девятнадцатилетней девушке так и не дали времени, чтобы полностью расцвести и сделать собственный выбор.

Жениха ей выбрал отец. Его полное имя было Арман-Дезире-Мишо Сен-Пьер де Монзэгль. Он был на пятнадцать лет старше Лоранс, но все решила его дворянская частица «де» — главная мечта жизни Бернар-Франсуа Бальзака. Монзэгль действительно принадлежал к дворянскому роду, хотя и не очень древнему: его предки некогда владели в Вильпаризи замком и несколькими фермами. Правда, сейчас они Монзэглям уже давно не принадлежали, однако Бернар-Франсуа был знаком с отцом жениха (тот тоже когда-то работал в Интендантском ведомстве), и этого ему показалось достаточно. Сам Арман «трудился» в Париже в Управлении по взиманию городских пошлин. Слово «трудился» поставлено в кавычки не случайно, ибо он не особенно себя там утруждал, предпочитая всевозможные светские развлечения. Но ни в чем позорящем он уличен не был. А раз не пойман, значит — не вор. Ну и слава богу, чего желать лучшего? Не принца же на белом коне, в самом деле, дожидаться?