Читать книгу - "Султанат Оман. Легенды, сказания и факты истории - Игорь Сенченко"

С. Майлс оставил интересные заметки о заттах, оманских циганах, и о байасирах, как коренные жители называли потомков персов-завоевателей и детей от связей мужчин-оманцев с африканками-наложницами, «расах презренных» в словаре оманцев.

О заттах пишет, что, широко расселившись по землям Аравии, от Маската до Месопотамии, они образовали несколько многочисленных коммун в Омане. Держались обособленно, и в брачные отношения ни с кем, кроме собственных кланов, не вступали. На арабов взирали свысока, как на расу, стоящую ниже них. Среди оманцев, вместе с тем, пользовались уважением, ибо были «людьми рукастыми». Слыли умелыми ремесленниками: кузнецами, жестянщиками, плотниками и ткачами, а также отменными ветеренарами и маститыми цирюльниками – брадобреями и «стригунами» усов. Большая часть этой сферы деятельности в Омане находилась в их руках. Разговаривали они между собой на трудно понятном для оманцев диалекте, замечает С. Майлс, представлявшем собой смесь индийского, арабского и персидского языков. Стилем жизни, манерами и поведением походили на циган Европы^[42].

Слово «затт», объясняет С. Майлс, происходит, от индийского слова «джатт», которым в Аравии индусы именовыли коммуны своих соотечественников. В Омане словом «затт» зачастую окликали и всх тех, кто плохо говорил по-арабски.

Что касается байасиров, то С. Майлс характеризует их, как людей миролюбивых, трудолюбивых и прилежных. Были среди них и лица состоятельные, говорит он. Но никто из них никаких административных постов в Омане не занимал. Оманцы относились к байасирам крайне настороженно, и никому из них ни в чем не доверяли. Когда байсар (множествнное число – байасир) встречал на пути арабского шейха, то приветствуя его, непременно целовал ему руку. Однако, прежде чем сделать это, то есть приблизиться к шейху и приложиться губами к его руке, непременно должен был сбрость с ног сандалии. И разуться как можно дальше от шейха. Все это, согласно бытовавшему тогда обычаю, указывало на то, что он среди оманцев – никто, и звать его никак^[43].

Известный востоковед-исследователь Уилкинсон, в своей работе, посвященной родоплеменным кланам Омана, рассказывает, что поскольку предки оманских байасиров, пленные воины-персы, были мусульманами, то рабами, в полном понимании этого слова, не стали. Жили обособленно, на окраинах городов, в населенных только ими кварталах. Ал-Хамадани, сообщает Уилкинсон, повествуя о байасирах Омана, относил к ним и жителей Райсута, портового города в Дофаре. Считал их ранними поселенцами тех мест, отодвинувшимися в Дофар из Хадрамаута еще до прихода туда ‘аздов, которые их не признали и не приняли^[44].

Крупная коммуна байасиров-персов, по словам С. Майлса, проживала в местечке Эль-Шерайджи, что в окрестностях Джабаль Ахдар. Со временем персов-дейлемитов, вторгшихся в X в. в Оман и захвативших Джабаль Ахдар, оттуда изгнали. Но вот некоторые из них Оман не покинули, остались в Эль-Шерайдже, и стали называть ее Малым Ширазом.

Доминировало среди племен в районе Джабаль Ахдар племя бану риам. Поглотило оно и население Эль-Шерайджи, превратившееся в одно из колен этого племени. Персы, которые довольно долго удерживали за собой отдельные части Омана, сообщает С. Майлс, ассимилировались с арабами, переняли у них язык, одежду и привычки. Но жили отдельными коммунами и брачные союзы с арабами заключали крайне редко. Оманцы считали их «расой испорченной». Те из них, кто остался в Эль-Шерайдже, с гор в долины никогда не спускались. Занимались в основном сельским хозяйством. Именно они, со слов С. Майлса, стали выращивать на оманской земле многие персидские фрукты: гранаты, виноград, грецкие орехи, персики и миндаль^[45].

Повествуя о племенах Омана, С. Майлс отмечает, что все они принадлежали к двум крупным межплеменным конфедерациям: гафири (так именовали тех, кто мигрировал в Оман с севера Аравийского полуострова) и хинави (это название закрепилось за арабами-йеменитыми, теми, кто отодвинулся в Оман из Йемена). Рассказывает, что они постоянно враждовали друг с другом. Вместе с тем, когда над страной нависала угроза, то о междоусобицах своих они на время забывали, и объединялись, чтобы дать отпор врагу.

Упоминает С. Майлс и о существовавшем в Омане обычае хафир (смысл этого слова – «защитник», «стражник»). Суть данного обычая заключалось в том, что, передвигаясь по землям Омана, поделенным между племенами, чужестранцы, торговцы и путешественники, дабы избежать неожиданностей и неприятностей со стороны племен, места обитания которых они собирались пересечь, непременно должны были обзавестись хафиром (защитником), исполнявшим в то же самое время и роль проводника^[46].

Поведал С. Майлс и о том, что в каждом из оманских сел непременно имелась сабла, то есть открытый со всех сторон помост с крышей из пальмовых листьев. Располагалась сабла в центре села и служила местом для ежедневных собраний старейшин семейно-родовых кланов. На этих собраниях, проходивших по вечерам, обсуждали то, что произошло в селе за день, все волновавшие сельчан вопросы и докатывавшиеся до них слухи и новости. Всем собиравшимся на встречу обязательно подавали кофе. А вот турецкие курительные трубки, популярные в тех частях Аравии, что прилегают к Месопотамии, хождения в Омане не имели^[47].

Поделился С. Майлс и своими наблюдениями за тем, как обучали грамоте (счету и письму) оманскую детвору в одном небольшом местечке. Занятия проводили на открытом воздухе, под манговыми деревьями. «Учителями выступали старые муллы с розгами в руках». Ребятишки рассаживались прямо на земле, у ног своих «педагогов». В другом месте, где букве, цифирю и чтению по Корану учили тоже муллы, совместные занятия мальчишек и девчонок проходили при мечети. Поспешая по утрам в школу, детишки несли в руках мирфы, то есть деревянные подставки для Корана, и выкрашенные в белый цвет дощечки или верблюжьи лопатки, служившие им «тетрадками», на которых они, макая тростниковые палочки в миски с золой, учились письму^[48].

Повествуя о рынках Омана, С. Майлс говорит, что посещал эти места, «людные и бойкие», в Маскате и Сумаиле, в Бахле и Сухаре, и во многих других городах. Но самое большое впечатление на него произвел все же рынок в Низве с его широко известными в Южной Аравии мастерскими медников, котельщиков и красильщиков. Там он наблюдал за работой изготовителей верблюжьих седел и оружейников, серебряных дел мастеров и сапожников, ткачей полотен для шатров, плотников и гончаров, кузнецов и каменотесов, вязальщиков циновок и рогожек, и «творцов», как их величали оманцы, национальных сладостей – халвы и патоки^[49].