Читать книгу - "Дети Третьего рейха - Татьяна Фрейденссон"

Ну а дальше началась блестящая карьера Эрвина Роммеля, о которой в подробностях можно прочитать в любой из его многочисленных биографий. Мы же непременно коснемся Африканской кампании Роммеля, но без скрупулезности, присущей историкам. Нас эта кампания интересует потому, что именно в Африке под командованием Роммеля служил человек, который тоже прославился на весь мир. Человек, который стал косвенной причиной смерти генерал-фельдмаршала.

Лизелотте принесла печенье и прочие сладости, большинство из которых приготовила сама. Манфред так и остался дремать в кресле, бормоча что-то себе под нос и набираясь сил.

– Он быстро устает, – сказала фрау Роммель, – болезнь изматывает. Но самое главное – то, что он очень хочет вам сказать, непременно расскажет…

– О смерти отца?

– Да, – кивнула Лизелотте, – для него это болезненный вопрос. Он хочет, чтобы все знали, что его отец не покончил с собой и не умер от ранения, а был убит… Истинная правда, драма, которая развернулась на глазах у Манфреда… Это ужасная история, и Манфред мечтал бы, чтобы во всех учебниках истории о смерти его отца написали правду. Вы не представляете, сколько было разных версий, вплоть до того, что в 1944-м году Роммель отказался воевать в гитлеровских войсках и покончил с собой. Такое пренебрежение фактами Манфреда расстраивает. А муж на всю Германию талдычит с 1945 года – отец не убивал себя из-за Монтгомери, Сопротивления, страха, в конце концов. Отец был вынужден убить себя.

Потом Лизелотте показала пальцем на круглое печенье, которое она принесла на подносе:

– Попробуй-ка вот это, оно удалось, кажется, лучше всего…

– Я тут, – раздался вдруг голос Манфреда, звучал он уверенно. – Я в порядке. Может, и мне дадите?

Лизелотте помогла мужу встать с кресла и подвела его к столу. Манфред тут же потянулся к печенью. Круглому.

– Манфред, я говорю Тане, что твой отец не покончил с собой.

– Нет, нет, – сказал Манфред. – Его убили.

– Гитлер, – констатировала я, зная ответ.

– Да, – согласился Роммель, глядя на меня, – и эту историю я просто обязан вам рассказать полностью… как смогу… Быть может, это в последний раз, когда я смогу ее рассказать…

После чаепития, воспользовавшись временным улучшением состояния хозяина дома, я попросила Манфреда и Лизелотте выйти на улицу и немного посидеть на скамейке. Так хоть будет план, снятый на натуре, и Манфред будет показан не только беспомощным стариком в кресле.

Я спросила присевшую рядом Лизелотте, как и когда они познакомились с Манфредом и давно ли живут здесь. Она тихо рассмеялась, несколько смущаясь камеры:

– Мы владеем этим домом с 1954 года… А познакомились в поезде. Оба учились в городе Тюбингене в университете, Манфред изучал юриспруденцию, а на выходных мы вместе возвращались из Тюбингена в Ульм, болтали, общались…

– А потом поженились, и у нас родилась наша любимая и единственная дочь Катрин, – неожиданно громко сказал Манфред. – А сейчас она уже взрослая женщина, сама мать двоих сорванцов. Девочку зовут Зара, а мальчика Денард.

Лизелотте закивала, как китайский болванчик: ох, наши любимые внуки!..

– Вы ведь взяли фамилию мужа? – поинтересовалась я у фрау Роммель. – Вы знали, что это за фамилия? Легко ли решились ее взять?

– Ой, в наше время было принято брать фамилию мужа. Так что я ничего не имела против, чтобы стать Лизелотте Роммель. И фамилия очень достойная, ею можно гордиться…

Манфред довольно кивнул. Тут и без всяких вопросов было ясно, как сын относится к отцу.

– Кстати, вы знаете, дедушка и бабушка Лизелотте… они греки из Константинополя, – сказал Манфред и тяжело выдохнул.

Я взглянула на Лизелотте. Вот тебе и «типичная немка»…

– Но никто из моих предков не был связан с армией, не был военным, – добавила она и улыбнулась Манфреду. А я вошла в семью Эрвина Роммеля…

– Если позволите, герр Роммель, я еще спрошу вас про фамилию. Вы же были мэром Штутгарта…

– Трижды, – не без детской гордости добавил Манфред, справившись с неверной рукой и подняв указательный палец. – А теперь у города новый герой, господин Шустер, которого, между прочим, я порекомендовал. Избиратели и в этом мне поверили. Вот…

– Кстати об избирателях. Ваш отец, как я поняла, – фигура неоднозначная. С одной стороны, в честь него называют улицы, с другой – он все-таки гитлеровский генерал-фельдмаршал. Как можно было в послевоенной Германии с такой фамилией строить карьеру политика? Вас избрали сторонники отца? Оставшиеся сторонники нацистов? Те, кто просто уважает Роммеля? Какую роль сыграла фамилия в вашей карьере?

– Вначале фамилия отца мне очень помогла – в глазах многих мой отец был героем. Уважение к его имени у избирателей было несомненно. Я получил большое количество голосов, около двух третей, хотя соперничал с очень мощным противником. Я знаю, что большинство солдат, служивших у моего отца, голосовало за меня. Но ведь фамилия – это просто фамилия. Если тебя избрали, но спустя два года у тебя ничего не получается, то любой скажет: «Господин Роммель, вы все-таки идиот, и на вас природа отдохнула». Но на следующих выборах за меня снова проголосовали – уже как за меня, а не как за потомка Роммеля. И потом – еще раз. Тогда имя отца уже не играло никакой роли… Но фамилия обязывает, конечно. Ко мне всегда подходили с определенной меркой: как чиновник я сталкивался с этим постоянно, даже до того, как стал мэром, еще когда работал в министерстве финансов… Кстати, я вспомнил забавную историю. Моя дорогая Лизелотте в свое время работала преподавательницей при монастыре Святой Екатерины. И дочь председателя нашей компартии училась у нее, хорошая, прилежная девочка.

– Она, кстати, потом продолжила свое обучение в Москве и вернулась обратно. – Настроение у фрау Роммель было прекрасное: она с нежностью смотрела на мужа, ей нравилось, что он оживился. Манфред явно общался с большим удовольствием, делая иногда предупредительный жест рукой, чтобы не дать Лизелотте прервать его…