Читать книгу - "Россия против Наполеона. Борьба за Европу. 1807-1814 - Доминик Ливен"

Самым сложным было первое знакомство крестьянского рекрута со своим конем. В отличие от казаков, выросших в седле, немногие крестьяне умели ездить верхом, хотя на руку Кологривову было то, что большая часть первой 20-тысячной партии рекрутов являлись выходцами из южных Орловской, Воронежской, Тамбовской и Киевской губерний, где было много лошадей, а в некоторых районах еще и конезаводов. Лошади, взятые для русской легкой кавалерии и драгунских войск из степных табунов, были храбрыми животными. Непродолжительная, но беспощадная дрессировка часто приводила к тому, что поначалу с ними было трудно совладать. Не упрощало рекруту жизнь и то обстоятельство, что в военное время кобыл приходилось принимать в армию больше обычного. Это не добавляло исправности кавалерийским эскадронам, укомплектованным жеребцами. Несмотря на все перечисленные сложности, кавалерийскому рекруту приходилось быстро управляться со своей лошадью. Он должен был научиться ездить верхом сначала в одиночку, а затем в строю, совершая все более сложные маневры на все большей скорости. Ключевым моментом было также умение поить, кормить свою лошадь и заботиться о ней должным образом, в противном случае кавалерийский полк в условиях военных тягот быстро бы утратил свою целостность^[612].

В 1813–1814 гг. русская кавалерия получала лошадей из нескольких источников. Полевая армия реквизировала и даже иногда покупала некоторое количество лошадей в государствах, через которые пролегал ее маршрут: самым удачным ее ходом был захват части конных заводов короля Саксонии. Весной 1813 г., однако, Александр распорядился, чтобы за границей лошадей больше не покупали, поскольку в России они обходились гораздо дешевле. Всех кавалеристов полевой армии, под которыми пали лошади, отсылали обратно к Кологривову для получения новых лошадей и оказания помощи в формировании резервных эскадронов^[613].

Небольшое число лошадей, приобретавшихся в России, поступало из казенных конюшен — как зимой 1812–1813 гг., так и впоследствии. Это были хорошие животные, но большая их часть являлась резервом для кирасир и драгун лейб-гвардии^[614]. Гораздо больше лошадей приобреталось усилиями офицеров, отвечавших за конское пополнение, иначе говоря, обычным порядком, принятым в мирное время. Однако сами по себе эти офицеры не могли удовлетворить сильно возросшие потребности военного времени. Кроме того, цены на лошадей сильно выросли^[615]. В сентябре 1812 г. Александр направил командира Корпуса внутренней стражи Е.Ф. Комаровского в Волынь и Подолье для набора лошадей вместо рекрутов. Он обеспечил доставку более 10 тыс. лошадей — этого количества была достаточно для пятидесяти полноценных эскадронов — из двух губерний. Затем эта схема была применена по всей империи, а Комаровского назначили ответственным за ее исполнение. Через некоторое время он отправил генералу Кологривову еще 37 810 лошадей. Кроме того, начиная с зимы 1812–1813 гг. губернаторы купили для кавалерии Кологривова 14 185 лошадей. Столь крупные цифры свидетельствуют о том, как богата была Россия лошадьми, особенно если учесть, что сюда не было включено большое количество животных, приобретенных для артиллерии и армейских обозов^[616].

Помимо приобретения новых лошадей, руководство армии приложило немалые усилия к тому, чтобы сохранить тех, что у нее уже были. В декабре 1812 г. Кутузов приказал кавалерийским военачальникам «от кавалерии отобрать лошадей, не могущих вынести трудностей кампании, больных, раненых и совершенно худых отправить по левому берегу Днепра к стороне Сычевского уезда, где и неприятель не был, и продовольствие изобильное»^[617]. Вплоть до взятия русскими Парижа в 1814 г. поддерживался курс на предоставление лошадям возможности для отдыха и восстановления сил в специально отведенных для этого помещениях, располагавшихся за линией аванпостов. Невозможно сказать, какое именно количество лошадей оказалось в первом атакующем эшелоне, но оно, несомненно, было значительным. Одна 2-я кирасирская дивизия отправила 164 из тысячи лошадей, имевшихся в ее распоряжении, и у нас нет оснований полагать, что это не было типичным явлением^[618].

В начале лета 1813 г. поручик Дурова, молодой офицер уланского полка, вышла на службу после взятого по болезни отпуска. Дурова была уникальным офицером российской армии — женщиной, много лет прослужившей в армии и в течение всего этого времени хранившей свою тайну. Подобно всем шедшим на поправку военнослужащим, которые направлялись из России для несения активной военной службы, она получила назначение в Резервную армию, что сильно облегчало задачу пополнения рядов последней ветеранами. Дурову отправили в кавалерийское депо, которое на тот момент переместилось в Слоним, приказав ей и еще трем офицерам «откармливать усталых, раненых и исхудавших лошадей всех уланских полков». Она добавляла: «…на мою часть досталось сто пятьдесят человек и сорок человек улан для присмотра за ними», что является лишним напоминанием о том, как много сил отнимала забота о лошадях в кавалерийских частях. Каждое утро после завтрака «иду осматривать свою паству, размещенную по конюшням; при мне ведут их на водопой; по веселым и бодрым прыжкам их вижу я, что уланы мои следуют примеру своего начальника: овса не крадут, не продают, но отдают весь этим прекрасным и послушным животным; вижу, как формы их, прежде искаженные худобою, принимают свою красивость, полнеют, шерсть прилегает, лоснится, глаза горят, уши, едва было не повисшие, начинают быстро двигаться и уставляться вперед»^[619].