Читать книгу - "Герман Геринг. Второй человек Третьего рейха - Франсуа Керсоди"

Это, естественно, усилило степень ненависти, которую рейхсмаршал питал к своему статс-секретарю. Но в любом случае, ссоры между ними становились все более частыми. Геринг торопил Мильха исполнить приказ Гитлера о превращении Ме-262 в сверхскоростной бомбардировщик, а Мильх с этим затягивал и возражал при любом удобном случае. Статс-секретарь считал, что ответные авиационные удары по Англии не приносят пользы и попросту ослабляют люфтваффе, и без того достаточно ослабленное, чтобы обеспечивать защиту рейха. Мильх сурово упрекал Геринга за то, что тот не смог уговорить фюрера прекратить призыв в армию и перевод на заводы Шпеера рабочих с предприятий люфтваффе. И конечно, не прекращались трения между активным и знающим подчиненным и некомпетентным и заботящимся о соблюдении внешних приличий начальником. «Кто руководит немецкой авиацией? Вы или я?» – кричал на Мильха постоянно нервничавший рейхсмаршал… Естественно, «исследовательская служба» записывала все телефонные разговоры статс-секретаря, а Геринг прилежно собирал все его высказывания, чтобы однажды использовать их ему во вред…

В то же время стали принимать все более острый характер конфликты Геринга с генералом Галландом. Тот твердо возражал против желания Геринга воплотить в жизнь идею фюрера об установке на новые истребители Ме-410 «Шершень» 50-миллиметровой пушки, так как она весила 850 кг, имела слишком длинный ствол, на 3 метра выступающий перед носом самолета, ее заклинивало после пяти выстрелов, да и стреляла она прицельно не дальше чем на 400 метров[537]. Как всегда, Геринг слушал, кивал, но отвергал все доводы, которые противоречили взглядам фюрера. А затем рьяно отстаивал те, что совпадали с мнением Гитлера. Галланд, как и Мильх, как мог сопротивлялся идее превращения Ме-262 в бомбардировщик: генерал предвидел, что американские Б-17 скоро начнут в сопровождении истребителей глубоко проникать на территорию рейха, что требовало принятия срочных предупредительных мер. А Геринг полностью исключал такую возможность и ругал Галланда за то, что тот сказал об этом Гитлеру. Кроме того, когда бомбардировки союзников оказывались особенно разрушительными, рейхсмаршал обрушивался с бранью не только на командование истребительной авиацией, но и на летчиков, и это окончательно вывело из себя Галланда. Он писал: «Рейхсмаршал собрал некоторых командиров авиачастей и летчиков, желая обсудить вопрос о налетах союзников на Южную Германию, в ходе которых немецкие истребители не достигли больших успехов. После общего вступления он принялся критиковать недостаток боевого духа у командования истребительной авиацией[538]. […] Он впал в такое состояние, что стал осуждать и обвинять нас во всем подряд: якобы нас слишком щедро наделили почестями и наградами, но мы недостойны ничего подобного; как и раньше, в ходе битвы за Англию, командование истребительной авиацией все провалило; некоторые летчики, имевшие самые высокие знаки отличия, жульничали в своих докладах с тем, чтобы получить в награду за Англию Рыцарский крест. Я слушал его с нараставшим возмущением, пока не впал в ярость настолько, что сорвал с воротника Рыцарский крест и бросил его на стол. Вокруг воцарилась гробовая тишина. Я смотрел прямо в глаза рейхсмаршалу, который буквально потерял дар речи. Я был готов ко всему. Но ничего не произошло. Геринг спокойно закончил то, что намеревался сказать. После этого случая я полгода не надевал свои боевые награды». И Адольф Голланд еще дюжину раз подавал рапорт об отставке…

Словно всего этого было недостаточно, в припадке усердия Геринг также вступил в конфликт с министром по делам вооружения и боеприпасов Альбертом Шпеером. Причиной послужили вопросы распределения рабочей силы и стратегического сырья, а также намерение рейхсмаршала спрятать под землю авиационные заводы, чтобы уберечь их от бомбардировок союзников. Разумеется, этот план родился в голове фюрера, и Геринг старался исполнить его немедленно. Но Шпеер, как и Мильх, кстати, считал, что это потребовало бы слишком много времени и привело бы к значительным затратам. И задержало бы на пять месяцев выпуск самолетов. Поэтому он всячески старался не спрятать под землю заводы, а похоронить сам план их зарывания, и с каменным лицом выслушивал все возмущенные высказывания рейхсмаршала. Тот факт, что начальник Генерального штаба люфтваффе Кортнер уже через девять месяцев после вступления в должность сказал Мильху, что не сможет долгое время служить под началом Геринга, говорит намного больше, чем любая продолжительная речь. Тот же самый Кортнер сказал командирам эскадр в начале 1944 года: «Через год люфтваффе снова наберет силу… если к тому времени мы не проиграем войну!»

Но уже к середине января активность рейхсмаршала значительно снизилась[539], и он снова начал ездить в Фельденштейн, в Роминтен и конечно же в Каринхалл, где и отпраздновал свой 51-й год рождения с обычной для него пышностью. «Мы все приехали с дорогими подарками, чего и ждал Геринг, – вспоминал впоследствии Шпеер. – Голландские сигары, слитки золота с Балкан, ценные картины и скульптуры. […] В библиотеке для обозрения был выставлен стол, заваленный подарками. Геринг также разложил на столе чертежи, разработанные его архитектором ко дню рождения: напоминающая замок резиденция вскоре должна была увеличиться вдвое[540]. В роскошном столовом помещении слуги в белых ливреях накрыли, с учетом текущих обстоятельств, не слишком обильный стол. Как и в прежние годы, Функ произнес речь в честь именинника. Он очень высоко оценил таланты Геринга и его заслуги и провозгласил тост за “одного из величайших немцев своего времени”. Пафосные слова Функа гротескно контрастировали с истинным положением дел в стране. Это был какой-то сюрреалистический пир на фоне приближающегося краха рейха».

Правда, приближение гибели ничуть не мешало рейхсмаршалу наслаждаться роскошью, питаемой коррупцией, поборами, «черным рынком», партийной кассой, высочайшими зарплатами, подарками иностранных дипломатов и официальными или неофициальными ссудами немецких партийных бонз. Но когда он оказывался в своем имении, у него пропадал всякий интерес к ходу войны. «Насколько я мог судить о нем с 1943 года, – вспоминал генерал Гудериан, – у меня складывалось впечатление, что в то время он практически не знал ничего из того, что происходило в люфтваффе». Двадцать пятого января 1944 года Йозеф Геббельс также отметил это в своем дневнике: «Геринг ничего не знает, не интересуется крупными проблемами авиационной войны, все переложил на своих подчиненных. […] Фюрер жалуется на то, что с ним невозможно говорить без того, чтобы он не седлал своих больших коней». Через шесть дней Геббельс добавил: «Геринг несколько раз звонил мне, чтобы справиться об авиационной обстановке». Когда министр авиации, рейхсмаршал и главнокомандующий люфтваффе звонит министру пропаганды, чтобы узнать об авиационной обстановке, это говорит о многом! Но 21 февраля 1944 года в ходе налета американской авиации на землю Брауншвейг он получил информацию из самых первых рук: один из его помощников обратил его внимание на истребителей П-51 «Мустанг», которые сопровождали бомбардировщики[541]. Не имея возможности отрицать очевидный факт, Геринг лишь пробормотал: «Господи, да!»