Читать книгу - "Иван Ефремов - Николай Смирнов"

Способность к гипнозу, осознаваемая человеком как высокий дар, требует точнейшей дозировки, применения в соответствии с высочайшими нравственными установками. Пройти по лезвию, не соскользнуть — в этом высокая ответственность перед людьми. Гирин применяет гипноз несколько раз. Заставляет Дерагази признаться в его истинных побуждениях, требует у женщины-хирурга признания в садистических наклонностях и ставит на них запрет, лечит лётчика — действуя во благо людей. Лишь раз он включает гипнотическую способность не ради других, а ради себя, когда в Никитском саду заставляет Симу упасть в его объятия, и глубоко сожалеет об этом. Ибо в основе подлинной любви — свобода воли каждого.

Развитие психической энергии должно сопровождаться самовоспитанием, ростом нравственных качеств, иначе последствия могут быть трагическими. Вспомним: в «Туманности Андромеды» люди Эры Великого Кольца сознательно задерживают развитие экстрасенсорики.

Поэтому появление в романе Вильфрида Дерагази не случайно и обусловлено не только литературной необходимостью фигуры злодея. Зло хорошо организовано, понимал Ефремов, и использует самые разнообразные средства, включая апокрифические. Высшее мастерство владения психикой людям, подпавшим под власть зла, никогда не будет доступно, но и навыков липкого гипноза, кодировки простых людей вирусами преступных программ — вполне достаточно, чтобы причинить ничего не подозревающим об этой стороне жизни людям жестокие бедствия. Драма случилась в жизни Мстислава Ивернева, полюбившего закодированную на преступление девушку Тату. Характерно, что коды внушения были наслоены на кольцо с хиастолитом, которое она носила.

Поразительное воздействие на психику серых камней из чёрной короны имеет вид дополнительного указания на непосредственное родство устройства человеческой души и структуры минералов. Не только развитая психика может оказывать сильнейшее воздействие на мозг другого человека, но и целиком природное образование! Понятно, что за таинственными свойствами серых камней охотились преступники, знающие толк в том, что люди называют магией, а на деле часто является знанием о необычных закономерностях. Надо отметить, что в «Часе Быка» писатель вновь возвращается к этой теме — там фигурируют хрустальные шары, используемые в средневековой Японии для гадания.^[257]

Эти факты, как и ряд других сцен с их правдой судьбы, обладают несомненным сходством с фрагментами эзотерического романа Конкордии Евгеньевны Антаровой «Две жизни». Поединок Гирина и Дерагази, магия сцены после убийства Тиллоттамы — аналогичное, хотя и более аскетическое воспроизведение сразу нескольких подобных фрагментов в «Двух жизнях». Тут важны именно этика и психология эпизода, выходящие за рамки описательности критического реализма.

Нет никаких данных о знакомстве Ефремова с романом Антаровой, да и вряд ли это было возможно — в то время он существовал только в немногочисленных списках. Но линия синтеза таинственных приключений, ведущих к исполнению сужденного, и духовно ориентированных экстраспособностей прослеживается в близкой тональности.

В индийских главах автор несколько раз упоминает Упанишады — сокровенное знание Индии. Изначально образ лезвия бритвы возник именно в этой древнейшей книге: «Восстань! Пробудись! Найдя Великих Учителей, слушай! Путь так же труден для следования, как остриё бритвы. Так говорят мудрецы».^[258]

Великие Учителя связаны с Шамбалой. Образ этой страны как высшего мира неизбежно возникает в романе в тибетских главах. А описание окрестностей монастыря в Ладакхе соответствует картине Н. К. Рериха «Путь в Шамбалу». Описание же монастыря, в котором Даярам проходил испытание тьмой, очень напоминает монастырь Сандолинг в долине Нубра, описанный в книгах Н. К. Рериха.

Витаркананда — не иномирный, отрешённый гуру, замкнувшийся в стремлении достичь нирваны; он стал на путь социального служения: как профессор, преподаватель, он дарит свои знания жаждущим, помогает талантливому скульптору понять рождение и смысл канонов красоты в Индии, поверить в себя и создать предназначенное.

Профессор указывает Даяраму на обряды тантры как на средство преодоления ревности, возвышения до Любви. Создавая статую Апсары, скульптор и танцовщица «сроднились на пути совместного творчества в жизни, пронизанной любовью и страстью. Им теперь не были страшны терзания «нижней» души: близость шла не через первобытную тьму, а по светлому лезвию ножа над всеми пропастями сердца, поднималась торжествующим цветком любви над тёмным и могучим естеством Земли».

Изваяние Апсары становится центром выставки, и мы видим в индийской части зеркальное отображение русской сцены, где впервые была представлена публике деревянная статуя Анны.

«Надо говорить с теми, в ком есть непробуждённое богатство, — тогда придёт отклик», — объяснял гуру Даяраму.

Ефремов, посвящая роман красоте, обращался и обращается к молодёжи — к тем, у кого в душах есть ростки чистоты, ещё не заглушённые ложными наслоениями. Тема прекрасного в произведениях Ефремова сквозная, ведущая. В «Лезвии бритвы» сконденсирована она, пожалуй, с наибольшей плотностью. Идея о красоте как наивысшей мере целесообразности чётко проговорена уже в «Туманности…». В новом, экспериментальном романе она получает полное выражение.

Ефремовское определение прекрасного представляется настолько естественным и самоподразумевающимся, вытекающим из самого строя жизни, что заранее имеет немалую фору перед разнообразием других концепций. Важно понимать, что приведённые Гириным конкретные примеры вовсе не исчерпывают многообразия подхода. Более того: совершенно очевидно, что ефремовская концепция прекрасного в эстетике дополняется аналогичным пониманием в этике. Подробно Ефремов об этом не пишет, оставляя читателю возможность самому совершить открытие и увидеть в красоте поступков его героев наивысшую меру целесообразности. Напомним, автор писал всё же не учёный трактат, и специфическая недоговорённость при ясном указании на строй мысли рождает волшебное чувство сопричастности и сотворчества.

Современная метанаука синергетика исследует законы гармонии, математику золотого сечения, демонстрируя исключительную точность ефремовского подхода.^[259]

Вопросы восприятия прекрасного теснейшим образом увязываются с вопросами социальной психологии.

Вслед за Эрихом Фроммом (а Фромма он читал, как и другого представителя гуманистической психологии Роджерса, о котором упоминает в диалоге с йогами как о наиболее близком к индийской мудрости), говоря о конкретном человеке, Ефремов выходит за личностные рамки и рассматривает индивида в контексте его существования — в природе и обществе. Как последовательный диалектик и монист, он утверждает нелинейную связь между природой, обществом и человеком и постулирует безусловное наличие нормы. Норма человека — общественное поведение, равновесие процессов возбуждения и торможения в коре головного мозга. Однако общество может быть нездоровым, не способствующим формированию и развитию в человеке сугубо человеческих качеств, выработанных за долгую эволюцию — способности к самопожертвованию, заботы и альтруизма. Ефремов и Фромм указывают на существование осевой человеческой природы, которая может воспроизводиться и реализовывать себя должным образом только при условии здоровых социальных отношений. Иначе жёсткий деструктивный конфликт неизбежен.