Читать книгу - "Тито и товарищи - Йоже Пирьевец"

Следующей осенью стало очевидно, что предположения Запада не высосаны из пальца. Сам Тито в статье для печатного органа белградского секретариата иностранных дел выразил доверие миролюбивой политике СССР и дал понять, что Запад представляет самую большую опасность для мира во всем мире^[1711]. В сентябре 1957 г. Югославию посетила польская правительственная и партийная делегация во главе с Владиславом Гомулкой, очевидно, по договоренности с Хрущевым. В заключительном коммюнике Тито не признал только спорные границы на Одре и Нисе как окончательные между Польшей и Германией, но сделал важный идеологический шаг – принял «пролетарский интернационализм» как принцип, на который опираются отношения коммунистических государств и партий. Речь шла об отступлении от существовавшей до того момента югославской позиции, что «пролетарский интернационализм» – только дымовая завеса, за которой скрываются советские гегемонистские устремления по отношению к малым государствам. На торжественном ужине, который был созван в честь поляков, дело зашло так далеко, что в одном из своих тостов Тито признал руководящую роль Советского Союза^[1712].

В то же время в белградских дипломатических кругах начали ходить слухи, что Тито на встрече в Бухаресте пообещал Хрущеву, что установит дипломатические отношения с ГДР, хотя знал, что это несколько рискованно^[1713]. Чтобы предотвратить международное выдвижение этого советского «сателлита», статс-секретарь министерства иностранных дел Вальтер Хальштейн опубликовал доктрину, согласно которой Бонн не должен был вступать в дипломатические отношения с государствами, которые имели дипломатические отношения с ГДР. У Югославии с 1954 г. были политические и экономические отношения с ГДР, но они не могли сравниться с теми, которые она установила с Западной Германией^[1714]. Тито долго бился над вопросом германского единства и для достижения этой цели предлагал конфедерацию, которая бы признавала административную автономию двух Германий. Речь шла только о благих намерениях. Несмотря на сомнения, которые выражали его ближайшие соратники, начиная с секретаря иностранных дел Кочи Поповича, понравится ли этот шаг «западным друзьям», 15 октября Тито признал правительство ГДР. В ответ ФРГ 19 октября 1957 г. прервала дипломатические отношения с Белградом^[1715]. Эта политическая реакция, которую югославы вопреки всем угрозам не ожидали и которую в Бонне оценили как «тяжелый урок», имела сильный отклик у международной общественности. Тито надеялся, что его примеру последуют страны третьего мира, в первую очередь Индия, однако Неру, недовольный тем, что маршал, принимая решение, не посоветовался с ним, сухо отверг эту идею и этим вызвал в отношениях между государствами ощутимое охлаждение^[1716]. США приостановили свою военную помощь Белграду и открыто выражали свое недовольство внешней политикой Тито. Чтобы подчеркнуть свою независимость, маршал в сентябре 1957 г. решил не принимать оружия даром, а покупать его. В марте следующего года США по его желанию прекратили военную помощь (но не экономическую) и вывели из страны свою военную миссию, члены которой, а их было 60 человек, за последние годы вопреки частым трениям сотрудничали с ЮНА в ее стремлении подготовиться к возможному советскому нападению^[1717]. Авторитет, который Тито имел на Западе, из-за подобной вызывающей политики стремительно падал, не говоря уже об огромном экономическом уроне, который понесла Югославия из-за конфликта с ФРГ^[1718]. После рабочего визита в министерство иностранных дел посол Риддльбергер справедливо отмечал, что так «заканчивается один период в югославско-американских отношениях и начинается новый»^[1719].