Читать книгу - "Золотой век - Евгений Игоревич Токтаев"

— Могло быть гораздо хуже, если бы мы пришли на день позже, — сказал Гасс, — кстати, помнишь ведь, тот врач из мицрим, который лабарну пользовал, рассказывал, будто Риамасса повелел в камне записать, как он нас при Киндзе в одиночку разгромил? Единолично сотни тысяч поверг.

— Ты к чему это вспомнил? — спросил Хаттусили.

— С этими тоже так будет, — сказал Гасс, указав на запад, в сторону Аххиявы, — тоже скажут, что победили именно они.

— Да насрать мне на них, — Хаттусили устало опустился на землю, — пусть выдумывают, что хотят.

Гасс на это ничего не ответил. Воины переминались с ноги на ногу позади на почтительном расстоянии.

Никто не знал, что делать дальше.

Незаметно подошёл Хастияр и сел рядом с Хаттусили. Посланник молчал, не смотрел ни на друга, ни на Гасса. Просто глядел вдаль.

— Ладно, надо делами всех занять, — сказал Гасс, — дел невпроворот.

Хаттусили почувствовал в его словах укор, но не сдвинулся с места. Хастияр смотрел на горизонт.

— Гасс, — сказал Хаттусили, — пришли кого-нибудь. Пусть вина притащат.

Военачальник взглянул на него с неодобрением. Потом посмотрел на Хастияра и кивнул.

Ушёл с воинами.

— Что там? — спросил друга энкур.

— Плохо, — только и ответил Хастияр, — наши завалы разбирают, а я стою, как истукан и даже кирпич поднять не могу, руки трясутся. Последними словами себя обругал, а будто оцепенение какое. Вот и пришёл сюда, чтобы на виду у всех не срамиться.

Он чувствовал, что, сбежав от беды, поступил низко. Но уже не осталось сил смотреть на всеобщее горе. От воинов Хаттусили, хотя они тоже были измотаны переходом и сражением, сейчас было больше пользы.

К ним подошла женщина. Её платье была ещё недавно ярким и пёстрым, а сейчас измазалось в пыли и золе. Ни слова не говоря, она подсела к Хастияру, и прежде, чем он успел что-то сказать, обняла его и расплакалась.

Прибежал посланник от Гасса с кувшином. Хастияр протянул его женщине. Троянка выпила изрядно, но даже в лице не изменилась. Разве что перестала рыдать. Только тогда Хастияр и спросил её:

— Скажи что-нибудь, Элисса, не молчи. Твой сын жив?

— Да, и мой сын, и сын Руты, и она, живы. Чудом каким-то. Почти все, кто от нас близко был — погибли.

— Кто она? — тихо спросил Хаттусили у друга.

— Это невестка покойного приама, мать наследника, — ответил ему Хастияр.

— Ясно. Госпожа, всё уже закончилось, — Хаттусили понял, что женщина уже собой не владеет.

— Элисса, если хочешь, поедем со мной, — внезапно предложил ей Хастияр.

Но она только покачала головой.

— Нет, я никуда не поеду. Мои предки когда-то давно сбежали с Крита от войны и землетрясения. И вот теперь снова война, снова землетрясение. Но я никуда не побегу, я останусь здесь. Просто эти развалины — это мой единственный дом. Я здесь, в Трое родилась, и никуда отсюда не уеду.

Так они и сидели втроём на берегу. Молчали или обменивались малозначительными фразами. Передавали друг другу кувшин.

А за спинами их Богиня Солнца поднималась на свой полуденный трон. 

Глава 21. Дважды рождённые

В нашей жизни нет места слабости.

Скажет и человек, и бог:

Только сильные у судьбы в чести.

Но, как правило, есть подвох...

И терзают сердца сомнения.

Продолжается вечный спор,

Где различные точки зрения

Составляют один узор.

Мы воюем за право выбора

На крутых поворотах дней.

По законам, увы, невыгодным

Для богов, как и для людей.

И пугает сердца забвение.

Всем хотелось бы обрести

Веру в лучшее продолжение

Незаконченной повести.

Там нити переплетаются,

Попробуй, найди свою!

Одна за другою тянутся,

Друг друга не узнают...

Меж мелкого и весомого

Ведут бесконечный бой,

А выбор пути знакомого

Так часто зовут

Судьбой.

Ольга Вайнер. «Нити», рок-опера «Орфей».

Троянец замолчал. Он не любил прерывать историю, дабы подогреть любопытство слушателей, как делали некоторые его собратья по ремеслу, но нынешняя повесть вывернула душу наизнанку.

Душа таилась в плотном клубке обыденных забот, в переплетении нитей, что слой за слоем оборачивали и скрывали воспоминания о далёком и, теперь казалось, уже и не существовавшем никогда прошлом.

Год за годом, день за днём истончалась его нить, что свивала Пряха. Недалёк уже миг, когда рассекут её ножницы Неотвратимой. И теперь, на закате жизни так мало у него осталось сил, чтобы заглянуть туда, в глубину клубка, в самое его начало, где сплелись в одну две нити, что протянулись с востока и запада навстречу друг другу. Так мало сил, чтобы прожить непрожитое, не разорвав своё сердце.

— Эй, старик, послушай, так не годится! — сказал щербатый парень, — откуда ты это взял?

— Что? — Троянец поднял на него недоумевающий взгляд.

— Разве такое было — наш лучший воин не в честном бою победил вашего, а подло, предательски, в спину! Нарушил все божеские и человеческие законы! Так не могло быть!

— Почему же не могло, это было на самом деле, это правда, — не согласился с ним Троянец.

— Нет, этого быть не может! Ты нам приврал, старик! Не обижайся, я тебя не виню. Просто вам, троянцам, обидно, что ваши проиграли тогда, вот вы и сочиняете небылицы, что, мол де, ахейцы победили нечестно!

Троянец вздохнул. Что и говорить, обидно, что когда-то твои предки проиграли. Но обвинять во вранье, это было уже слишком. Потому он просто сказал парню:

— Да, мы проиграли, и ахейцы разрушили Трою. А разве ваши выиграли тогда?

Он указал козопасу на развалины, в которых они сидели сейчас. Даже обломок былого величия был много лучше, чем нынешние дома, что простолюдинов, что вождей, всё едино. Ничего в нынешней жизни разрушителей Трои не говорило о том, что они одержали блестящую победу. Наоборот, ахейские города разделили судьбу погибшей Вилусы. Никаких преимуществ у победителей перед побеждёнными не было.

Парень не нашёл, что ему ответить. Верно, по рассказам деда он знал о прежней жизни, насколько жизнь в разрушенных ахейских городах была сытнее и легче, чем нынешняя. Но