Читать книгу - "Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова - Борис Кипнис"

«Суворов знал в совершенстве дух своего народа и в особенности как надо действовать с турками, почему и сделался идеалом солдат, благодаря смелости всех своих предприятий, которые всегда увенчивались успехом. Никогда не считать число неприятелей, идти смело вперед, смело атаковать, преследовать с ожесточением – вот основные правила Суворова. Военное искусство, наука передвижений, дар соображений планов военных действий кажутся чужды ему. Впрочем, он никогда не имел нужды в них, так как с тех пор, что он является главным начальником, ему приходится сражаться лишь с турками и поляками, которые в то время не имели ни хорошо дисциплинированных армий, ни опытных генералов. Но с другим неприятелем употребил ли бы он иной прием? Сторонники его утверждают, что да, противники же говорят – нет. Ум Суворова представляется мне настолько необыкновенным, что я считаю его способным на все^[1587]. Впрочем, Суворов, судя по его характеру, имей он в начале кампании успех, уничтожил бы своих врагов, которым он не дает времени вздохнуть^[1588]; но с другой стороны, можно также опасаться, чтобы он не совершил какой-либо пагубной неосторожности»^[1589].

Как всякий образованный офицер своего века, Ланжерон во время написания этих заметок продолжал считать «науку передвижений, дар соображения планов военных действий» некой самоценной данностью, которая автоматически приводит к победе, если «играть» по предлагаемым этой военной «наукой» правилам. Увы, он и многие другие в то время все еще не могли понять, что побеждает тот, кто творчески нарушает эти правила. Загипнотизированные как стратегией, так и тактикой Фридриха II, они считали, что автоматического следования ей достаточно для успеха. В этом же была беда и Павла I. Они изучали опыт Семилетней войны и не видели, что прусский король побеждал тогда, когда «играл» не по правилам австрийцев или французов, а по своим, отличным от его врагов. Особенно же они не хотели серьезно взглянуть на русский опыт в эту войну. Будь эти люди внимательнее, они заметили бы, что все неудачи русских происходили, когда они действовали по «общим» правилам, а победа приходила, когда Салтыков или Румянцев от этих правил отступали, проявляя самостоятельность в суждениях и действиях. Если бы Ланжерон был тогда вдумчивее, он бы заметил, что и Румянцев, и Суворов, и Потемкин очень уважали «науку передвижений и соображение планов», но привносили в нее свое: у Суворова это ускоренный ритм движения, опрокидывающий «научное» исчисление передвижений. У Румянцева и Суворова «соображение планов» опирается на новый гибкий боевой порядок, возродивший тактику римских легионов. Вспомните, как Потемкин каждый раз, когда кампания достигала кризиса, давал «полную мочь» Суворову, то есть вводил полководца в дело как быстродействующее и достигающее цели средство достижения победы.

Однако наш французский наблюдатель был не лишен способности учиться и делать выводы. Почти через тридцать лет граф снова перечел свои записки. Но теперь смотрел он на это новыми глазами, глазами военного, прошедшего школу выучки на дорогах войн с Наполеоном. И в 1826 г., на склоне лет маститый генерал и андреевский кавалер приписал к вышеприведенным словам: