Читать книгу - "Одна жизнь – два мира - Нина Алексеева"

Вспоминаю, как мы с Надеждой Васильевной Калининой очутились в освобожденной от фашистов местности, в 35–45 километрах от Москвы. Мы искали большое село Литвиновку, находившуюся в 20–25 километрах в стороне от железнодорожной станции. Мы шли пешком по полностью опустошенной местности. Никакого транспорта не было, вокруг рос бурьян выше человеческого роста, из которого кое-где торчали обожженные трубы, — и ни единого домика.

— Где село Литвиновка? — спросили мы у шедшего к нам навстречу старичка.

— Вот она, — обводя вокруг руками, указал он.

— Где народ, где вы живете? — спросили мы.

— Народ в поле, а живем мы в землянках.

Вечером в одной из этих землянок собрались, вернувшись с поля, женщины. Мужчин, кроме этого старика и нескольких подростков, вообще не было никого. Рассказы их были страшные и грустные. Когда зимой в лютые январские морозы немцы под давлением Красной армии отступали, они жгли и уничтожали все на своем пути. Они сожгли дотла и всю Литвиновку. Жители, спрятались в колхозном подвале.

— И когда все утихло, и мы вышли из подвала, вокруг нас все горело, как факел — и мы очутились как на острове среди озера от растаявшего от пожарищ снега, — рассказывали жители. — Кругом было так пусто, как сейчас. А скотина, которую не успели немцы уничтожить, убежала в лес.

Мы, — это я и Надежда Васильевна, врач — ночевали вместе с ними в землянке. Они уговорили нас лечь на кровать, вытащенную из пепелища. На утро все помчались в лес собирать дико растущие травы, ягоды, грибы, все, что можно было употребить в пищу. Мы забрали этого старичка к нам в Москву, мама приготовила ему ванну, обрядила его в чистое свежее белье, и он со слезами на глазах радовался, как ребенок.

В другой деревне, куда мы попали, немцев погнали так быстро, что они не успели сжечь всю деревню, 2–3 дома осталось. Женщина, у которой мы остановились, рассказала нам: ее с младенцем выгнали в холодный сарай, ребенок плакал, она не могла его успокоить. Немцы в ту ночь пили, гуляли, веселились. Зашел немец, подошел к люльке, застрелил ребеночка и пошел продолжать веселье. «Вон там, в огороде, под тем бугорком похоронен мой мальчик».