Читать книгу - "Я, Юлия - Сантьяго Постегильо"

их против тебя. Я бы на ее месте поступила именно так. А еще у них есть друзья среди сенаторов. И немало.

Север уставился в землю:

– Она ведь похожа на тебя, верно?

Ему хотелось услышать, что думает одна женщина о другой.

– Да, она ведет себя так же, как я. В этом мы одинаковы. Но я лучше ее лицом и телом, и вдобавок я взяла верх… Мы взяли верх.

Север позволил себе слегка улыбнуться, не отрывая взгляда от земли. Потом поднял правую руку. К нему подошел Плавтиан.

– Вели умертвить жену и детей Альбина, – изрек император, не поднимая глаз.

– Да… сиятельный, – проговорил глава преторианцев и удалился, чтобы отдать необходимые распоряжения.

Плавтиан больше не собирался оспаривать указания Севера. Он видел, как тот расправился с Юлианом, затем с Нигером и теперь с Альбином. Префект претория склонялся к мысли, что вернее всего будет повиноваться и молчать. Бунт против Севера был чреват роковыми последствиями для зачинщика.

– Мне нужен отдых, – сказал император и, по-прежнему глядя в землю, обратился к Юлии: – Ты идешь?

– Да, супруг мой, Император Цезарь Август.

И они, взявшись за руки, вошли в преторий.

Слезы и страх, похоже, остались позади. Настало время торжеств. Юлии хотелось праздновать, жить вовсю, быть счастливой, наслаждаться окончательной победой. Сперва она решила остаться и посмотреть, как казнят Салинатрикс, но потом передумала: много чести. Безразличие причинит ее противнице больше боли. А кроме того, ей хотелось быть рядом с мужем.

Между тем приговор, объявленный Севером по ее совету, следовало привести в исполнение: необратимое, жестокое, смертельное деяние. Салинатрикс привели к Лету.

– Вами правит чужеземная потаскуха! – выла Салинатрикс, пока солдаты вели ее к доверенному легату Севера. – И однажды вы об этом пожалеете! – Она возвысила голос, изо всех сил выкрикнув имя: – Юлия, Юлия! Где ты, трусливая гадина? Будь проклята тысячу и один раз!

Лет больше не мог этого слышать.

Довольно!

Он посмотрел на одного из солдат, сгрудившихся вокруг супруги Альбина.

Этого взгляда было достаточно.

Легионер выхватил меч и пронзил им Салинатрикс.

– А-а-а! – прокричала она и тихо добавила, согнувшись в предсмертном мучении, зажимая ладонями рану: – Проклинаю вас всех… Вы все умрете… Быстрее, чем думаете.

Больше она не издала ни звука.

– Детей тоже, – проговорил легат.

Солдаты схватили мальчиков. Лет издал глубокий вздох. Казнить женщин и детей всегда было тягостно, но он видел, в какое бешенство пришла жена Альбина перед смертью, и понимал, что оставить в живых кого-нибудь из этого семейства означает получить неприятности в будущем. Он отметил про себя, что некоторые легионеры, похоже, обеспокоены. Все римляне были суеверны, а те, кто служил в войсках, – вдвойне. Никому не хотелось, чтобы над ним тяготело проклятие.

– Мы римские легионеры, – громко сказал Лет. – В этих проклятых пограничных стычках легионеры всегда погибают раньше срока. Такова наша судьба. Клянусь всеми богами, эта женщина не сказала ничего такого, о чем мы не знаем.

На этом все закончилось. Похоже, твердое разъяснение легата несколько успокоило солдат. Проклятие Салинатрикс, поняли они, не изменит уготованной им судьбы. Все вернулись к своим делам. Перед ними стояла ясная цель: сражаться за империю, защищать империю, умирать за империю.

LXXIII. Тайный дневник Галена

Заметки об окончании войны с Альбином и победе Юлии

Мой рассказ подходит к концу.

Мне больше нечего поведать о возвышении Юлии.

Пожалуй, можно говорить о том, что и Север, и сама Юлия в этом последнем случае проявили излишнюю жестокость. Но зато они ясно дали понять, что не потерпят мятежей со стороны наместников, а если кто и взбунтуется, и бунтовщика, и все его семейство ждет смерть.

В Риме и всех провинциях империи его поняли правильно. Но Север все же принял кое-какие меры в отношении наиболее враждебных ему областей. Он поступил с Британией так же, как некогда с Сирией, разделив ее на две провинции: Верхнюю Британию со столицей в Эбораке, где располагался Седьмой Победоносный легион, и Нижнюю Британию со столицей в Лондинии, где стояли два легиона – Второй Августов и Двадцатый Победоносный Валериев. Как и на Востоке, ни один наместник отныне не должен был иметь под своим началом более двух легионов. Пример Сирии говорил о том, что это лучший способ избежать новых мятежей.

Оставалось решить непростой вопрос: как быть с союзниками Альбина в Сенате? Аквилий Феликс вручил Северу все перехваченные им письма – послания, которыми обменивались Альбин и дружественные ему сенаторы. Первым был казнен Сульпициан, за ним остальные. Дион Кассий избежал страшной участи: Аквилий Феликс не обнаружил никаких признаков того, что он связывался с Альбином. Остались в живых также Гельвий, сын Пертинакса, и молодой Аврелий Помпеян: тот благоразумно последовал совету отца и не стал вступать в переписку с друзьями Альбина.

Приблизительно в это же время Клавдий Помпеян скончался от естественных причин: трижды отвергнув императорскую порфиру, он мирно почил на своей старой вилле в окрестностях Рима. Последние его слова были обращены к Аврелию: отец заклинал сына – в который уже раз – держаться от борьбы за власть как можно дальше. Молодой сенатор, которому предстояло стать главой уважаемого семейства Помпеянов, дал такое обещание, но больше из нежелания спорить с отцом в его последние минуты, чем по внутреннему убеждению. Аврелий полагал, что Север и его род недостойны властвовать над Римом. Само собой, он не мог повернуть ход истории и отныне прятал свое недовольство за осторожным молчанием.

А что же Вирий Луп, Лет, Квинт Меций? Император по разным причинам гневался на первых двух, но был доволен третьим. Однако всему свое время. Я не хочу и не должен терять из виду той, о которой веду рассказ, – Юлии.

Итак, возвращусь к императрице. Тот, кто в будущем станет читать мой дневник, наткнется на заглавие этой части: «Заметки об окончании войны с Альбином и победе Юлии». И конечно же, спросит: разве не Север посылал легионы против Юлиана, Нигера, Альбина?

Несомненно, это делал он. Север приводил в исполнение великий замысел: завладеть империей, будущее которой после царствования безумного Коммода выглядело смутным. Но я убежден, что не он этот замысел породил. За всем этим стоял могучий ум, великий стратег – Юлия. Женщина, очаровавшая мужественного римского легата, когда была еще подростком, ослепившая его так, что, овдовев, он сразу же взял ее в жены. Юлия ни за что не согласилась бы стать его любовницей, как Береника для Тита или Клеопатра для Цезаря.

Вскоре после свадьбы Юлия родила двух детей, двоих наследников, двоих