Читать книгу - "Великая испанская революция - Александр Шубин"

Англо-итальянское соглашение вызвало неприятные чувства в Париже. Туманный Альбион опять решил свои проблемы за счет партнера, согласившись на создание итальянской военной базы в самом «подбрюшье» у французов, между Марселем и Алжиром.

Но вместо того, чтобы осознать опасность «невмешательства» для военно-политических интересов самой Франции, парижские политики решили задобрить Лондон, а через него и Рим, еще теснее привязавшись к колеснице «умиротворения». Литвинов докладывал Сталину 29 мая о том, что партнеры взяли курс на изоляцию СССР ради сближения с Италией: «Английское и французское правительства считают нынешнее положение в Лондонском комитете камнем преткновения для дальнейшего развития своих переговоров с Италией и ослабления оси Берлин-Рим… Я указал сегодня английскому поверенному в делах на странное понятие Галифакса и Бонне о сотрудничестве. Они согласовывают между собой и с представителями фашистских стран определенные схемы, и нам предлагают к ним присоединиться, — и это называется сотрудничеством»^[1507]. Один из отцов политики коллективной безопасности Литвинов, с болью воспринимавший ее распад, пытался таким образом показать, что война в Испании мешает отношениям СССР и Запада. Но этим отношениям мешала не война в Испании, а политика умиротворения в принципе (препятствием для проведения которой была Испания).

Политика умиротворения была не просто интригой западных элит, она соответствовала настроениям общества. Эренбург рассказывал: «Многие из левых интеллигентов, хотя они и кричали с другими: „Долой невмешательство!“ — слушая рассказы о Мадриде, о Гернике, про себя думали: „Все-таки хорошо, что у нас мир! До Мюнхена было уже недалеко…“»^[1508]. Негрин тщетно добивался у французов военной помощи. Максимум, что они были готовы сделать для Республики — это иногда пропускать советскую помощь.

События в Испании развивались параллельно с нарастанием кризиса в Центральной Европе. 9 марта 1938 г. Франко начал наступление в Арагоне, 10–11 марта был осуществлен Аншлюс Австрии, приковавший к себе внимание мировых держав.

13 марта к власти во Франции вернулся Л. Блюм — сторонник политики «невмешательства» в ее изначальном смысле. Столкнувшись с тем, что равновесие в Испании нарушено в пользу франкистов, 17 марта он открыл границу для скопившихся на юге Франции грузов, предназначенных республиканцам (фактически они просачивались уже с октября 1937 г., но теперь помощь пошла быстрее). Эта мера оказалась запоздалой.

Переход от «невмешательства» к более радикальной фазе «умиротворения» нес прямую угрозу не только Испанской республике, но и СССР, причем далеко не только на испанском направлении. Со ссылкой на итальянских дипломатов советские разведчики сообщали в мае-июле 1938 г., что не позднее января 1939 г. на СССР будет произведено нападение широкой коалиции от Великобритании до Японии. При этом основной удар будет нанесен Германией через территорию Польши^[1509]. Сейчас эти сообщения выглядят фантастически, но некоторые их детали затем подтвердились — прежде всего о соглашении Британии и Германии при решении «чешского» и «испанского» вопросов, о полном подчинении Чехословакии Берлину. Также разведка заранее сообщила, что создание коалиции тормозится из-за затяжки в решении «испанского вопроса»^[1510]. Скорее всего, информация (дезинформация) итальянцев отражала надежды Муссолини, которые сбылись лишь отчасти и приватно обсуждались с немецкими и британскими кругами. Даже если эта информация была частично верной (а считать так у советских руководителей были все основания), СССР был кровно заинтересован в продолжении сопротивления Республики. Пока она боролась, откладывалось решение «советского вопроса».

При этом после поражения в Арагоне начинается период, когда республиканские заявки на советские поставки удовлетворяются медленно или не удовлетворяются вовсе. Этот период длится с апреля до ноября-декабря 1938 г., когда Сталин, по выражению Ю. Рыбалкина, «сменил гнев на милость»^[1511]. Впрочем, это не значит, что в апреле-ноябре 1938 г. «операция Х» замораживается полностью, хотя с марта 1938 г. проводится в кредит (в августе Испания гасит задолженность перед СССР, что, впрочем, привело к исчерпанию золотого запаса, ранее вывезенного в СССР)^[1512]. Однако факт спада помощи в апреле-ноябре 1938 г. был вызван не мифическим «гневом» Сталина, а куда более прагматическими обстоятельствами — нужно было протолкнуть уже выделенную помощь в Испанию, а затем приготовиться к событиям, назревающим в Центре Европы. Здесь становилось «жарко», и Испания окончательно отошла на задний план. Но СССР вовсе не был намерен отказываться от Республики как запасной фигуры — ведь она продолжала сковывать Италию и тем срывать план создания широкой антисоветской коалиции.

Франция тоже продолжала колебаться, и это сказывалось на ритме поставок. Характерно, что, несмотря на падение правительства Блюма в апреле, правительство будущего «мюнхенца» Э. Даладье продолжает проталкивать советские вооружения через границу до 13 июня. То есть до этого момента новые поставки не имели смысла, ибо становится очевидно — французы вот-вот снова закроют границу, когда переправят то, что накопилось. Относительная «пауза» в советских поставках фактически сужается до июля-ноября 1938 г., и связана как с позицией Франции, так и с кризисом в Центральной Европе.

«Партия войны» против капитулянтов

В конце 1937 г. майская коалиция могла наслаждаться ощущением политических и военных успехов. Однако уже в начале 1938 г. стало ясно, что Теруэльская операция обернулась поражением, и настало время «искать виноватых». В начале 1938 г. майская коалиция раскололась, и новым объектом атаки стал Прието.

Во второй половине 1937 г., как отмечали советские специалисты, Прието предпринимал усилия «по упрочению своего влияния: сначала соцпартия, где процесс вышибания кабальеристов из местных организаций почти закончен, затем профсоюзы, где после создания нового исполкома УГТ дело Кабальеро можно считать проигранным. Теперь — политическое руководство армии, которое он имеет основание рассматривать как кабальеровское наследство и потому он не доверяет»^[1513]. Но Прието не мог подкрепить свои политические успехи военными. К тому же даже после победы над кабальеристами он не контролировал ИСРП из-за противоречий с фракцией сторонников союза с коммунистами и СССР (Альварес дель Вайо и другие)^[1514], за которыми стоял и сам Негрин.