Читать книгу - "Зеркало и свет - Хилари Мантел"

Король говорит весело, будто старается подбодрить себя и художника. Ганс насвистывает сквозь зубы и перебирает листы. Собранные вместе, они покроют всю стену. Советники отступают, освобождая место. Фиц бормочет:

– Что с ним сегодня? Что-то случилось.

Он думает: это началось в прошлом октябре, просто накапливалось, так что мы заметили только сейчас. Мятежники подкосили Генриха, и он уже никогда не будет прежним. Король стоит один на турецком ковре, попирая ногами синие звезды. Говорит громко, словно хочет втянуть их в свои планы:

– Этим летом вы будете охотиться со мной, милорд Кромвель. – И вдруг начинает заваливаться.

Он успевает метнуться вперед и ухватить короля за плечи. Фиц в полушаге от него. «Стул королю!» – кричит Одли. Далекие взволнованные возгласы – как быстро разлетаются новости! – затем топот ног, вбегают слуги и придворные. «Прочь!» – Фиц размахивает руками и орет, словно на поле боя. Ризли аккуратно вдвигает табурет монарху под колени. Они бережно усаживают болящего. Тот сидит, раскрыв рот, лицо кривится, будто вот-вот заплачет. Они с Одли поддерживают короля с двух сторон. Лицо у Генриха блестит от пота. Он вынимает носовой платок. Они обступают короля, загораживая его от остальных.

– Вам больно, сэр? – спрашивает Одли. – Где болит?

– Дайте мне дышать, – говорит король.

Они пятятся. Генрих хватает его за рукав. Вытирает платком лицо.

– Милорд, это не первый раз, когда нас шатает. Нам в ноги попал гумор. Слабость. Нет, доктора знают не больше нашего. Но это обязательно пройдет.

Короля трясет от тихой ярости на себя.

– Отошлите всех. Скажите Гансу, пусть придет завтра. Скажите всем, это просто… нет, не говорите ничего. Пусть уйдут.

Он думает, король совсем плох. Выпрямляется, однако Генрих по-прежнему держит его за рукав.

– Кромвель, что, если это девочка?

У него падает сердце.

– Тогда следом родятся мальчики.

Король отпускает его рукав. Жалобно спрашивает:

– Где Фиц? Мне нужен Фиц, отошлите всех остальных прочь.

Он оборачивается. Никто не смеет подойти.

– Идемте, – говорит он.

Одли пристраивается рядом, Ризли наступает им на пятки. До самого конца галереи все молчат. Одли бросает взгляд через плечо:

– Надо сохранить это в тайне.

Мастер Ризли говорит:

– Конечно, милорд.

– Не удастся, – говорит он.

Художник отошел вместе с ними.

– Мастер Гольбейн? Дайте ваши рисунки. Лицо короля. Покажите мне.

Ганс свистит подмастерью, тот перебирает листы с королевским лицом, находит вариант, который художник готов показать. Он, Кромвель, прикладывает большой палец к королевскому лбу, словно совершает миропомазание:

– Поверните голову. К нам. Пусть он на нас смотрит.

– Боже Всемогущий, – говорит Ганс, – это будет жутко. Развернуть торс и все остальное?

Мрачное лицо и мощные плечи. Жирные бока, подложенный гульфик. Ноги точно столпы, удерживающие земной шар. Эти колени не подогнутся, эти стопы не уклонятся с верного пути.

В июле с севера приезжает лорд Латимер и бесконечно изводит всех жалобами на то, как пострадал от Паломников; он предпочел бы вовсе не видеть Йоркшира, но знает, что должен будет вернуться туда по королевским делам, однако в остальное время предпочтет жить в своем Першорском имении; и то же самое говорит его жена Кейт.

Лорд Латимер не может понять, отчего молодые люди прячут ухмылки. Что смешного в его жене Кейт?

Из Шотландии сообщают, что принцесса Мадлен умерла. Ее торжественный въезд в Эдинбург так и не состоялся. Знамена сворачивают, украшения улиц разбирают, серебряные трубы прячут в футляры.

Генрих говорит:

– Наверняка Яков снова будет сватать француженку, но вряд ли Франциск отдаст ему младшую дочь, везти в холодную Шотландию. Есть герцогиня Вандомская. Правда, Яков ее однажды отверг, так что ее родные, наверное, оскорбились.

– Умер герцог де Лонгвиль, – говорит он. – Говорят, его вдова очень красивая, замужем была всего три года, тем не менее у нее уже сын и еще один младенец под сердцем. Яков будет свататься к ней.

Однако неизвестно, думает он, удастся ли сватовство. Родня Марии де Гиз настолько высокомерна, что, возможно, и не знает, где эта Шотландия. Так или иначе, Яков будет какое-то время соблюдать траур. К принцессе Мадлен прилагался пенсион, тридцать тысяч франков в год. За покойницу их платить не будут.

Мадлен не дожила месяца до семнадцати лет. Надо отдать французам справедливость, они советовали Якову выбрать невесту покрепче.

Погожим вечером он гуляет с леди Отред по личному саду королевы. Бесс идет с ним под руку.

– Так когда свадьба? – спрашивает она.

– Как только пожелаете. Но, – он поворачивается и смотрит ей в лицо, – вы этого хотите?

– О да. – Она поднимает на него ласковый взор. – Понимаю, некоторые подумали бы…

– Конечно, брак будет не совсем равный, я обсуждал это с вашими братьями, ничего не утаивая.

– Что ж, меня тоже нельзя назвать неопытной девицей. Я вдова.

Он не совсем понимает, к чему она это говорит, но с какой стати ему понимать молодых женщин?

– Миледи, позвольте спросить… дело, быть может, слишком личное…

– Каким бы оно ни было, послушание велит мне вам ответить.

– В таком случае… я хотел бы знать, вы до сих пор оплакиваете мужа?

Она говорит:

– Я не жаловалась на Отреда. Он был добрым мужем, я сожалею о его кончине. Однако вы не сочтете меня бессердечной, если я скажу, что могла бы быть счастливой с непохожим на него человеком. – Леди Отред с жаром поднимает к нему лицо; он чувствует, что она изо всех сил старается ему угодить. – И я вполне готова проверить.

– Когда умерла моя жена, – говорит он, – я о ней тосковал безмерно. При том, какой была моя тогдашняя жизнь… вечные разъезды по стране, в Антверпен несколько раз за год, вечерами допоздна у кардинала, на обедах в гильдиях, на заседаниях в Грейз-инн… иногда я возвращался домой, а она говорила: «Я Лиззи Кромвель, вы не видали моего мужа?»

– Лиззи, – повторяет она. – Хорошо, что я теперь Бесс. Со всеми Элизабет так: как ни назови, мы отзываемся.

Он улыбается:

– Я вас не спутаю.

– Мы с Джейн догадывались, что вы очень любили свою жену, поскольку так и не женились снова. Джейн говорит, вы были дружны с Марией Болейн и она бы за вас пошла, если бы вы позвали.

– О, это была просто ее причуда, – говорит он. – Она хотела досадить родным. Позлить дядю Норфолка. И сочла, что я для этого гожусь. У Марии доброе сердце, и, говорят, она стала хорошей женой Стаффорду. Но мне она казалась… прости господи, потасканной.