Читать книгу - "Лютер - Иван Гобри"

Гораздо позже он пришел к выводу, что истинной причиной, приведшей его в монастырь, стало дурное обращение с ним родителей. Этим своим признанием он заслужил многочисленные упреки в несправедливом отношении к родным. Однако если попытаться шаг за шагом проследить за внутренним становлением личности Лютера, приходится с ним согласиться. Действительно, в монастырь его привели терзавшие его страхи, но главную ответственность за эти страхи несли все-таки его родители, превратившие его в замкнутое, боязливое, малодушное существо, видевшее в Боге только сурового судию. Значение этого позднего признания, в котором он излил долго сдерживаемую обиду, трудно переоценить, потому что оно неопровержимо свидетельствует, что брат Мартин вовсе не страдал «келейным недугом», как это пытаются представить некоторые протестантские авторы. В самом деле, рядом с ним жили многие и многие братья по вере, которых этот недуг не коснулся ни в малейшей степени. Скорее всего, дело в том, что в случае Лютера имело место совершенно особое, индивидуальное состояние человека, мучившегося угрызениями совести, причину которых следовало искать в его двадцатилетней давности прошлом.

...Шло время, и год послушничества подходил к концу. Приближался день, когда молодому монаху по каноническому уставу предстояло дать обет и посвятить свою жизнь Церкви. Странно, но ни наставник послушников, ни настоятель, ни более опытные монахи даже не догадывались о жестокой тоске, день и ночь грызущей душу юноши. Он же со своей привычной замкнутостью, наверное, и не стремился делиться внутренними переживаниями ни с кем, включая духовного руководителя, ответственного за его подготовку к принятию монашеского обета. Очевидно, это его молчание вкупе с примерным поведением послушника и ввели всех в заблуждение. По чисто внешним признакам благонравия (позже Лютер именно такие поступки назовет «делами» и особенно подчеркнет полную их бесполезность) они решили, что послушник успешно выдержал годовой испытательный срок (точнее, срок длиной в год и один день), и без колебаний позволили принять обет столь образцовому и старательному монаху. Нет никаких сомнений, что, закрадись в голову кому-нибудь из них хоть малейшее сомнение, они не пожалели бы усилий, чтобы исцелить брата Мартина от терзавшей его немочи, а если бы и это не помогло, просто отправили бы его обратно в мир. На самом деле Мартин Лютер открылся своим духовным наставникам гораздо позже, когда он уже стал «полноправным» монахом, принявшим обет, отдавшим свою жизнь служению ордену, который он выбрал для себя сам.

Наконец настал решающий день. Желание Лютера принять постриг, логически завершающее год подготовки, не удивило никого. В монастырской церкви собралась вся авгу-стинская община. Настоятель занял свое место перед алтарем. Мартин приблизился к нему, преклонил колена и вложил свои руки в ладони приора. В канонических выражениях ему была предложена дилемма. «Ты познал суровую жизнь нашего ордена, — звучали слова настоятеля. — Решайся теперь: хочешь ли ты вернуться в мир или желаешь посвятить себя Богу». Твердым голосом послушник произнес полагавшийся к случаю текст согласия: «Я, брат Мартин, принимаю монашеский обет и пред лицом всемогущего Господа Бога и Пресвятой Девы Марии, а также пред тобой, брат Винард, представляющий здесь главного приора Ордена братьев-отшельников святого епископа Августина и его законных последователей, отрекаюсь от своей воли и даю зарок до конца своих дней влачить существование в бедности и целомудрии, как велит устав святого Августина». Итак, покорность, бедность, целомудрие. Три евангельские добродетели, ради которых монахи добровольно посвящают свою жизнь Богу, но только не тому гневливому Богу, который требует жертвы, а Богу любящему, который приемлет ее с кроткой лаской.

Новообращенный снял белую рясу послушника и облачился в черную, приличествующую его нынешнему положению. Настоятель прочитал над ним еще одну молитву: «Господи Иисусе Христе! Признай в рабе Твоем Твою овцу, дабы и он признал Тебя и, отрекшись от самого себя, не знал иного пастыря, кроме Тебя, и не слушал иного голоса, кроме Твоего». С зажженной свечой в руке молодой человек поднялся к хорам и под звуки гимна « Veni Creatorо принял целование своих братьев. Никто из присутствовавших и не догадывался, что тихий брат Мартин ступил в эту минуту на роковой путь, ведущий в тупик, и что выбраться из этого тупика он сумеет лишь ценой величайшей трагедии, равных которой еще не знала история Церкви.