Читать книгу - "Последние герои империи - Владимир Шигин"

Там же, в Суде, эскадру посетила греческая королева Ольга, дочь российского генерал-адмирала Константина Александровича, видного реформатора и преобразователя флота. Выросшая среди российских моряков, Ольга Константиновна не могла без волнения видеть Андреевский флаг. Побывала она и на «Ушакове». Уже прощаясь, сказала командиру броненосца:

— Если есть Господь, он непременно поможет вам! Я же буду молить его о милости к вам! И обещаю сделать все, что в моих силах, для облегчения вашего жребия!

Всему хорошему на свете приходит конец, закончилась и стоянка, в Суде.

— Погуляли, пора и честь знать! — философски заметил Миклуха, когда обляпанный илом якорь, дернувшись в последний раз, замер в клюзе.

Через несколько дней корабли уже шли Суэцким каналом.

— Господи, что делается, по пустыне Синайской на кораблике едем, аки по морю! — крестился изумленный корабельный батюшка.

Невыносимо пекло солнце. Офицеры щеголяли в белых пробковых шлемах, купленных заблаговременно в Суде, матросы покрывали головы мокрыми платками. По вантам прыгали купленные для забавы обезьянки.

Прошли Исмаилию — летнюю резиденцию египетского хедива. Ветер носил над каналом тучи песка, вдали уныло брели вереницы верблюдов…

В Красное море корабли вошли ночью, Небогатой распорядился включить боевое освещение. С каждым днем становилось все жарче. Скоро вся команда «Ушакова», включая командира, перебралась из душных внутренних помещений на верхнюю палубу. В Джибути пополняли запасы. У борта кораблей крутились лодки с сомалийцами, которые, несмотря на обилие акул, кидались в воду за брошенными монетами.

16 марта у Джибути Небогатов провел практические стрельбы. Броненосцы палили по мишеням, таская их поочередно один для другого восьмиузловым ходом. Там же, в Джибути, Небогатова нагнала телеграмма: «По-видимому, Рожественский ничего не имеет против соединения с вами. Если не найдете его — идите во Владивосток». Перед самым выходом в море командующий Третьей эскадрой ответил в Петербург «Из Джибути иду на поиск Рожественского через Малаккский пролив».

В Красном море температура во внутренних помещениях корабля достигала 50 градусов. Кочегаров меняли каждые полчаса, но все равно многие подали без сознания прямо у топок. Офицеры и матросы спали на верхней палубе, а, проснувшись утром, не могли узнать друг друга из-за черной сажи, летевшей из труб. Общее настроение и матросов, и офицеров было подавленным, люди не сомневались, что идут на верную гибель. Во время редких увольнений на берег в портах стоянки офицеры и матросы напивались до беспамятства. Судовой врач на «Ушакове» окончательно спился, его заменили другим. Все чаще случались ссоры и драки. Лейтенанта Мордвинова Миклуха велел арестовать на пять суток в каюте с приставлением часового за почти беспричинное избиение матроса. Кто-то пустил по кораблю мерзкий анекдот, что старший брат командира жил на острове с самкой гориллы, как с женой. Сам Миклуха едва сдерживался, чтобы не дать волю кулакам. Но даже в таких условиях Миклуха рук не опустил. Он сумел преодолеть упадническое настроение и сплотить свою команду. Учения и тренировки на «Ушакове» шли постоянно.

25 марта африканский берег остался позади. Поход продолжался. Корабельная жизнь на «Ушакове» шла своим чередом учения, приборки, разводы вахт… Скрашивая однообразие будней, офицеры и матросы при первой же возможности старались разыгрывать друг друга, подмечая те или иные привычки и особенности поведения. Не остался обойденным вниманием и командир. Уже знакомый читателю лейтенант Дитлов писал в своем дневнике: «…Наш капитан В.А. Миклуха имеет привычку через каждые два слова говорить "Вы меня понимаете". Дурные привычки заразительны, и теперь по всему броненосцу звучит фраза "Вы меня понимаете", а штурман, даже докладывая о чем-то командиру, заключает свою речь модной фразой "Вы меня понимаете", на что тот серьезно отвечает: "Да, я вас понимаю"».

В течение всего похода «Ушаков» шел в колонне броненосцев концевым, имея впереди «Сенявин». Это обстоятельство сильно удручало командира «Ушакова». «Сенявин» плохо держался в строю, и надо было все время следить, чтобы не пропороть ему тараном борт. По этой причине в выражениях насчет его командира Смирнова Миклуха не стеснялся.

— Мечется в ордере, что «рыжий» в цирке! — выговаривал он в сердцах Мусатову. — Сколько можно терпеть эти ужимки! Плавать надо было больше, а не штаны в кабаках протирать!

У Сокотры эскадра провела первую боевую стрельбу. Получилось неважно. Комендоры страшно волновались и делали постоянные перелеты. В бухте Мирбат у Аравии еще раз загрузили уголь. С океана шла сильная зыбь, и «чернослив» пришлось перевозить баркасами. Работа каторжная! Чтобы подать матросам пример, на «Ушакове» все офицеры во главе с командиром встали в общий строй и таскали уголь на плечах наравне со всеми. Здоровяк Миклуха взваливал на свои широкие плечи сразу по два мешка и носил их под восхищенными взглядами команды. После погрузки все мылись на палубе, окачиваясь из пожарных шлангов соленой водой.

Тогда же Небогатов провел еще одно совещание с командирами. Приняв от них рапорта о состоянии кораблей, контр-адмирал объявил:

— Далее следовать будем кратчайшим путем через Индийский океан, затем — через Малаккский пролив и мимо берегов французской Кохинхины…

— Ну а дальше что станем делать? — поинтересовались командиры озабоченно.

— Дальше будем ждать у моря погоды. — Небогатов говорил, будто извинялся. — Может, Рожественский объявится, а не объявится — двинемся на Владивосток сами. А что еще можно сделать?

Контр-адмирал обвел собравшихся печальным стариковским взглядом

— Проливом Крузенштерна? — поинтересовался Миклуха.

Так в XIX и в начале XX в. русские моряки называли Цусимский пролив.

— Нет, Владимир Николаевич, — покачал седой головой Небогатов. — Там нас японцы как котят передавят. Я думаю, нам будет лучше всего еще раз отбункероваться и следовать далее в обход Японии через Курилы в Охотское море. На худой конец, пойдем через пролив Лаперуза.

— Не сильно ли рискуем? — почесал лысый затылок командир «Владимира Мономаха» каперанг Попов.

— Не рискованней, чем лезть напролом мимо Цусимы! — Небогатов разгорячился, на лице проступили плохо запудренные пятна экземы. — На Курилах мы с японцами будем в равном положении — далеко от своих баз. К тому же пусть еще попробуют отыскать нас там! Ну а если Того будет сторожить нас у Владивостока, то принимать там бой будет все же лучше: дома, как говорится, и стены помогают! К тому же не следует скидывать со счетов и владивостокский отряд крейсеров, находящиеся там миноноски и подводные лодки, это ведь тоже кое-что значит!

Возвратившись на броненосец, Миклуха собрал офицеров и сообщил им решение адмирала. Один из офицеров «Ушакова» впоследствии вспоминал: «Не знаю, уполномочил ли Небогатов командиров сообщать план, но, во всяком случае, не могу не одобрить нашего капитана за его откровенность: нет худшего влияния на состояние духа, как полная неизвестность». И в этом проявился прямой характер Миклухи!