Читать книгу - "Экспедиция надежды - Хавьер Моро"

стены театра задрожали. Актриса, которая совсем недавно таяла от любви в сладкоголосой арии, обернулась пламенным оратором: французы вознамерились покончить с религией, поэтому встать на защиту Испании – значит встать на защиту Бога, нужно бросить все силы на искоренение революционной агрессии; военные будут расквартированы по всей стране, нации нужны добровольцы и патриотические пожертвования. Исабель и Бенито не дослушали до конца эту гневную диатрибу. Услышанная новость грозила похоронить все их будущее, и они сразу ушли из театра. Исабель еле плелась.

– Что с тобой?

У нее ужасно болели ноги; однако, поскольку любовь снисходительна, Исабель предпочла ничего не говорить и в глубине души уже простила жениху провальное посещение оперы. Одна мысль о том, что его могут отправить на войну и она больше его не увидит, повергала девушку в глубочайшую тоску. Под аркой Исабель обняла его и крепко поцеловала, чего прежде никогда себе не позволяла: она чувствовала, что их хрупкое счастье вот-вот разобьется. Той ночью Исабель вернулась домой поздно. Стараясь не шуметь, она зашла в детскую, укрыла одеялом своих подопечных и поцеловала. Затем натянула ночную рубашку и улеглась в постель, чтобы наконец расплакаться.

12

Объявление Францией войны взбудоражило испанцев. В армию записалось столько добровольцев, что вооружения на всех не хватало. Как и актеры со своих подмостков, священники и монахи призывали в своих проповедях поддержать эту, как ее называли, «религиозную войну».

– Мы, испанцы, не желаем революции! – вещали они.

Испанцы мало что знали о революции: иностранные газеты и даже книги со словом «свобода» на обложке находились под запретом.

Бенито Велес не отправился на войну, потому что его подразделение должно было оставаться в тылу и ждать, когда их призовут в качестве подкрепления; тем не менее тысяча пятьсот человек из его полка получили назначение в Каталонию, где под командованием генерала Рикардоса им предстояло занять французскую провинцию Росельон.

Исабель с облегчением выдохнула. Первого удара им удалось избежать. Они вернулись к привычной жизни, но уже без прежней радости. Висевшая дамокловым мечом угроза, что его в любой момент могут отправить на фронт, еще больше их сблизила. Прогулки, обмен записочками, мимолетные поцелуи под галереями, объятия на темных улицах… на всем лежал некий драматический налет; теперь они, наконец, осознали хрупкость счастья. Настроение Исабель в те дни полностью зависело от поступающих новостей. Они опасались, что конфликт перерастет в затяжной, и тогда наверняка возникнет нужда в резервах. Но на протяжении полутора лет – целых восемнадцать месяцев постоянного, без единой ссоры, общения, спокойной, почти привычной, любви – с фронта приходили лишь добрые вести. Бенито считал, что эту партию они выиграли:

– Рикардос пошел в контратаку и разгромил войско французов! Мы заняли Росельон! – ворвался он однажды к Исабель с газетой в руках.

– Это Игнасия, она услышала наши молитвы! Надо пойти в церковь Святого Николаса и поставить свечку…

Но радость длилась недолго. Вскоре после того массовый рекрутский набор во Франции резко изменил курс событий. Санкюлоты вернули себе захваченные территории и вошли в Каталонию.

– Испанцы в панике бегут, – сообщил Бенито; когда соотечественники побеждали, он говорил от первого лица, сейчас же, после разгрома, перешел на третье. – Французы пересекли Наварру и подошли к Миранда-де-Эбро. Это катастрофа, Исабель!

В его голосе звучал неприкрытый страх. Исабель опять сходила в церковь, поставила свечки матери и почти всему сонму святых. Что еще она могла сделать, если все остальное было явно не в ее власти? Той же ночью пришла весть о смерти генерала Рикардоса от пневмонии – в ту пору он находился в Мадриде, куда приехал с просьбой о подкреплении. «Нас мобилизовали, Исабель. В течение суток мы должны выдвинуться из Ла-Коруньи», – написал ей Бенито в записке, которую подсунул под кухонное окно.

Итак, миг, которого они так боялись, наступил. Исабель всегда верила в удачу, а если не в нее, то в божественное провидение и в свои молитвы, обращенные к Игнасии. Но сейчас, похоже, высшие силы забыли о ней. Тем же вечером она попросила хозяев отпустить ее, чтобы встретиться с Бенито. Он казался спокойным. «То ли скрывает свое волнение, то ли не слишком хорошо понимает, что его ждет», – подумала Исабель.

– К весне я вернусь… – промолвил он убежденно, поскольку был неистребимым оптимистом, а к тому же именно это заявляли его командиры.

Исабель хотела бы ему поверить. Она с трудом сдерживала свои чувства; боль разлуки еще больше раздувала пламя любви в ее душе. Они отошли далеко от дома, к Башне Геркулеса, откуда едва виднелись крыши города, расцвеченного огнями.

– Ты ведь будешь мне писать, правда?

Исабель казалась загнанным зверьком. Бенито держал ее за руку, перебирая пальцы.

– Если смогу, то каждый день.

– Клянешься?

– Жизнью моей матери и всеми святыми, – пообещал Бенито, перекрестившись и поднеся пальцы к губам.

Исабель улыбнулась ему, обняла и прикрыла глаза, когда он начал шептать ей что-то на ухо. А потом повел ее дальше, вокруг маяка.

Уже затемно они добрались до обломков выброшенного на берег корабля – одного из многих, севших на мель при заходе в бухту и потом разбившихся о рифы. С регулярными интервалами луч маяка освещал контур судна, вырванные с мясом шпангоуты, растерзанную носовую палубу, сломанные мачты и оборванные канаты. Но все же это было укрытием более надежным, чем скалы, обдаваемые морской пеной и брызгами. Они тесно прижались друг к другу; он просил ее потерпеть, шептал о своем возвращении, о чудесном путешествии через океан, о том, как они заживут в Америке, где над ними не будет ни хозяев, ни командиров; мечты о совместном будущем хоть и откладывались на неопределенный срок, но были нерушимы, это святое. А пока Бенито все это шептал в потемках, он незаметно расстегнул блузку девушки, а потом и корсет.

– Нет, – слабо протестовала Исабель, – остановись…

Но настаивать не стала, боясь нарушить очарование момента, пока он продолжал исследовать ее тело. Кончиками пальцев он провел по ее плечам, шее, ушам, проложил дорожку ниже. У Исабель разрывалось сердце, оголенные нервы вздрагивали от его касаний, и она, забыв о советах деревенских подруг, еще раз промолвила «нет»; ее слова тут же затерялись в реве волн, и она отважилась погладить плечи жениха и спрятать лицо в завитках волос на его груди. Благодаря небеса за темноту, милостиво скрывающую стыдливый румянец, она отдалась Бенито, умирая от отчаяния и любви.

Отрезвление наступило, едва она вернулась домой. Исабель посмотрелась в зеркало: на корсете недоставало пуговиц, платок она потеряла, волосы были растрепаны; среди прочих свидетельств любви