Читать книгу - "Оборотни в эполетах. Тысяча лет Российской коррупции - Александр Бушков"

Разумеется, как уже не раз поминалось, обычному суду воришка был неподсуден. Император своей властью объявил его сумасшедшим, конфисковал всю недвижимость и отправил в ссылку в Сибирь (супруга примеру декабристок следовать отказалась и с мужем не поехала). Конечно, ссылка протекала в достаточно комфортных условиях. Взойдя на трон, Александр II велел переселить великого князя (титула его не лишали) в Ташкент. Не знаю, что и хуже. В Сибири, по крайней мере, климат в южных районах достаточно мягкий. А Ташкент мало того что был в те времена жутким захолустьем – жара, пыль, духота… (когда я был в Ташкенте, уютно себя чувствовал только в комнате с кондиционером, на улице было просто непереносимо).

В Ташкенте великий князь так и остался до семнадцатого года (впрочем, там же и умер). Ни Александр III, ни Николай так и не выписали ему амнистии – возможно, оттого, что он постоянно, причем на людях, всячески поносил и царей, и родную матушку, и прочих членов Дома Романовых. В Ташкенте «узник» при живой жене женился вторично – видимо, мстительно хихикая и думая про себя: сумасшедшим меня объявили? Ну так что с сумасшедшего взять, ему нарушать законы можно…

После Февральской революции ссыльный форменным образом воспрянул. Стал регулярно ораторствовать на митингах, где объявлял себя «политическим узником старого режима» – и посылал в столицу многочисленные телеграммы, где «с восторгом приветствовал новое правительство Свободной России».

Игра была беспроигрышная: подлинные причины ссылки знали считаные люди, в основном члены династии. А то, что великий князь провел в ссылке больше сорока лет, – суровый факт. Так что ему верили, аплодировали бурно и относились со всем уважением. Никаких материальных выгод от этого великий князь иметь не мог, но вот моральное удовлетворение, надо полагать, получал нешуточное: все члены Дома Романовых, начиная с семьи отрекшегося царя и его самого, сидели под домашним арестом, их всячески полоскала осмелевшая печать – а ему, единственному, толпы устраивали бурные овации. Ставшие еще более бурными, когда он принародно объявил, что передает «свободному народу два своих столичных дворца»: никто ведь не знал, что эти дворцы у него еще в 1874 году были конфискованы и переданы в управление Министерству двора…

Октябрь великого князя ничуть не испугал. Вовсе даже наоборот. Он витийствовал еще пуще, теперь уже на большевистских митингах, вновь именуя себя политическим узником проклятого «царского режима» и довольно прозрачно намекая, что сослан был за самые что ни на есть революционные настроения.

Самое забавное, что до самого конца и большевики ему верили, устраивая те же бурные овации. Рассуждали они незамысловато: сорокалетнюю ссылку так просто не присудят. Никто из их собственных лидеров таким сроком похвастать не мог. В общем, когда Николай Константинович в феврале восемнадцатого умер от пневмонии, торжественные похороны ему устроили как раз большевики: духовой оркестр во всю силу легких наяривал один из любимых большевистских шлягеров «Вы жертвою пали в борьбе роковой…», гроб был обтянут кумачом, за гробом шли вооруженные красногвардейцы и в организованном порядке пришедшие рабочие, а также немалое число любопытствующих обывателей. Такие вот случаются исторические парадоксы…

Но самую громкую и долгоиграющую аферу замутил в эмиграции великий князь Кирилл Владимирович. Сначала он совершил настоящую государственную измену: еще до официального отречения Николая II, будучи контр-адмиралом и командиром Гвардейского флотского экипажа, под красным знаменем и с красным бантом на груди во главе своей части пришел к Государственной думе и объявил, что переходит на ее сторону.

Насчет государственной измены я написал вовсе не ради красного словца. Согласно третьему пункту 252-й статьи Уложения о наказаниях, подобный офицер в военное время считался бы именно что государственным изменником, автоматически подлежавшим лишению всех прав состояния и смертной казни. Так и написано было: «…когда он будет возбуждать войска Российской империи или союзные с Россией к неповиновению или возмущению или будет стараться поколебать верность подданных ее»…

Ну а далее Кирилл вел себя во многом именно так, как ораторствующий тем временем на ташкентских митингах Николай: публично обвинил императрицу в шпионаже в пользу Германии, в интервью революционным газетам объявлял себя бедолагой, который, оказывается, «испытывал гнет старого режима». Да вдобавок объявил, что отрекается в пользу Учредительного собрания от своих прав на престол. Разница в том, что Николая Константиновича пришедшие к власти большевики похоронили торжественно, Кирилла всерьез собирались арестовать – но он успел бежать с женой в Финляндию по льду замерзшего Финского залива (как когда-то, вот забавно, Ленин).

Оказавшиеся за границей члены Дома Романовых вели себя, в общем, спокойно, не вмешиваясь ни в какие политические дрязги. Александр Михайлович, например, сумел вывезти большую коллекцию античных монет и немало драгоценностей. Продавал помаленьку, и на сносную жизнь хватало, сидел и писал свои интереснейшие мемуары (изданные в России уже в этом столетии).

А вот Кирилл через несколько лет эмигрантского житья-бытья стал чудесить. Устроил клоунаду, тянущуюся до сего дня – и конца-края ей что-то не видно…

В августе 1924 года Кирилл по собственному хотению провозгласил себя «императором и самодержцем всероссийским», сына Владимира произвел в «великие князья», дочь Киру – в «великие княжны». Во Франции, в провинции Бретань, в какой-то глухой деревушке (Бретань вообще – французское захолустье), основал в каком-то скромном домишке (а других там и не было) «императорский двор». Начал издавать «указы» и «высочайшие манифесты», «возводил в дворянство», «награждал орденами», «присваивал офицерские чины». (Я так старательно закавычиваю все, потому что эти забавы не имеют под собой никакой законной основы, о чем будет рассказано подробно.)

В таких случаях всегда найдутся и «придворные», жаждущие пусть бутафорских, но чинов и орденов. Кирилл далеко не первый, подобные номера до него не раз откалывали вынужденные бежать в эмиграцию члены других бывших правящих династий.

В 1930-м под Парижем состоялся даже аж целый «парад подданных Его Императорского Величества Кирилла I» – и подданных собралось 2 тысячи. Ну, не два десятка, в конце-то концов, некоторая массовость имела место… Еще раньше в ту рыбацкую деревушку заглянул Александр Михайлович – из чистого любопытства глянуть, что там за «императорский двор». И писал потом: «Пафос вперемежку с комедией и слепотой, погоняемые надеждой, образуют костяк этого отстраненного мира условностей. Ничего реального, всё бутафория».

Вот что значит морской офицер – они в Российской империи всегда славились вежливостью в обращении и речах. Зато великий князь Николай Николаевич-младший, старый кавалерист, выражался гораздо темпераментнее. Самое приличное его высказывание: «Кирюха есть всего-навсего предводитель банды пьяниц и дураков». Другие привести нельзя по причине их полной нецензурности.

Вдовствующая императрица Мария Федоровна практически сразу же заявила, что не признает ни «титула» Кирилла, ни «титулов» его детей. Точно так же повело себя подавляющее большинство членов Дома Романовых. Поскольку клоунада свежеиспеченного «ампиратора» полностью противоречила не одному закону Российской империи…