Читать книгу - "Арденнская операция. Последняя авантюра Гитлера - Энтони Бивор"

Это не означало, будто они не хотели сражаться; все их умственные усилия были сконцентрированы на попытке осознать, что Красная армия достигла границ Германского рейха. Любопытный момент: захваченный в плен немецкий военврач по фамилии Дамманн считал, что «немецкая пропаганда, призывающая людей спасти свое Отечество, способствовала снижению числа случаев боевого выгорания» ^{110}.

Отношения между гражданским населением и армейскими на западе Германии резко ухудшились не только из-за мародерства последних. Женщины хотели, чтобы сражения закончились как можно скорее. Восточная Пруссия была для них где-то далеко. «Вы и не представляете, каков моральный дух дома, – говорил один обер-ефрейтор сокамерникам. – В деревнях женщины ругались и кричали: “Убирайтесь! Мы не хотим, чтобы нас расстреляли!”» ^{111} С ним соглашался солдат из 16-го парашютного полка: «Они называли нас “продолжатели войны”, и не только в одной деревушке, а в полусотне городов и деревень на западе» ^{112}. Унтер-офицер Мюклер рассказывал о том, что происходит в Гейдельберге: «Настроение там дерьмовое, но ненавидят не врага, а немецкий режим» ^{113}. Люди говорили: «Вот бы союзники поторопились и закончили войну». Хотя большая часть армии все еще пыталась поверить обещаниям Гитлера о секретном оружии, в гражданских кругах цинизм был гораздо заметнее, за исключением, конечно же, верных партийцев и отчаявшихся. А ненадежную летающую бомбу «Фау-1» кое-где уже именовали «Versager-1» – «Неудачник-1» ^{114}.

Геббельс использовал любую возможность, чтобы вселить в сердца мирных жителей на западе Германии страх перед победой союзников. В сентябре, когда огласили план Генри Моргенто, министра финансов Рузвельта, согласно которому Германию предполагалось превратить «в страну преимущественно сельскохозяйственную и скотоводческую», грянула катастрофа ^{115}. Это позволило Геббельсу заявить, что «каждый американский солдат в своем вещмешке принесет Моргенто» и Германия будет уничтожена ^{116}. Воздействие этого заявления на силы вермахта на западе было очевидным. Американский следователь спросил у пленного немецкого офицера, сожалеет ли тот о разрушениях в Рейнской области. «Она все равно после войны не будет нашей, – ответил тот. – Так почему бы нам ее не уничтожить?» ^{117}

Нацистская газета Völkischer Beobachter («Народное обозрение») предупреждала: «Немецкий народ должен осознать, что мы сражаемся не на жизнь, а на смерть, и это налагает на каждого немца обязанность – сделать все возможное для победоносного завершения войны и срыва планов уничтожения, созданных этими каннибалами» ^{118}. Еврейское происхождение Моргенто также играло на руку Министерству пропаганды и его конспирологическим теориям о еврейском заговоре против Германии. Министерство пыталось усилить эффект с помощью некоторых сомнительных цитат из британской прессы, в том числе слова «Хеннингуэя», которого цитировали по Daily Mail: «Мощь Германии должна быть разрушена настолько основательно, чтобы Германия никогда не поднялась снова, чтобы сражаться в новой битве. Этой цели поможет достичь лишь кастрация» ^{119}.

После президентских выборов в Соединенных Штатах Геббельс заявил, что президент Рузвельт был переизбран в соответствии «с общими ожиданиями» при поддержке американских коммунистов и по настоянию Сталина ^{120}. Однако немецкая пропаганда тоже вела двойную игру, поощряя веру в то, что союз врагов рейха скоро распадется. По данным американского Корпуса контрразведки, немцы распространяли листовки, где «англичанин-томми и его дружок-янки с отвращением наблюдают, как русские захватывают Брюссель, Берлин… видно, тевтон никак не мог выкинуть из головы, что, когда дело доходит до вопиющего страха перед большевизмом, все мы – один единый фриц» ^{121}. В других листовках писали, что «пока американцы умирают тысячами, войска Монти предаются “сну на каникулах в Голландии”».

«Немцы не знают, чего ожидать, – сообщала контрразведка. – Они разрываются между верой в “ужасные” истории властей и то, что они узнают из сообщений из-за границы, из слухов и слышат по радио союзников о нашем справедливом обращении с мирным населением в захваченных районах» ^{122}. Союзникам, конечно же, помогли ходившие по Германии разговоры о развращенности нацистской партии и бесстыдном мародерстве, учиненном во Франции высокопоставленными чиновниками военной администрации. Гауляйтеры накапливали огромные богатства, а их детям было позволено разъезжать на машинах и получать бензин, в то время как даже командиры рот по норме могли получить не более сорока литров на неделю.

Контрразведка признала, что она проникла на территорию Германии «лишь с несколькими директивами, без прецедентов, без уверенности в своих возможностях и [с]беспокойством ожидая партизанской войны» ^{123}. Приоритетной задачей было как можно быстрее конфисковать документы нацистской партии, но оперативники были поражены количеством «подозрительных гражданских лиц», арестованных американскими солдатами для проверки наряду с военнопленными. Сбежать из американских лагерей для военнопленных любому немцу, что гражданскому, что солдату, было очень легко. Другая проблема, с которой столкнулся Корпус, заключалась в том, что участники бельгийского и французского Сопротивления перебирались в Германию для грабежей или «своих разведывательных миссий» ^{124}.

По оценкам контрразведки, в Ахене до тридцати процентов населения игнорировали нацистские приказы об эвакуации. «Не грубите им, – гласила директива Корпуса по обращению с немцами в условиях американской оккупации, – но не позволяйте им обмануть вас» ^{125}. Немцы привыкли исполнять приказы, а не просьбы. Многие действительно были готовы отречься от нацистов и предоставлять информацию, но разведке союзников зачастую было трудно точно определить, каким сведениям можно доверять. Распространились слухи о беспорядках в разрушенном бомбами Кёльне, где полиция билась с так называемыми «пиратами Эдельвейса», в число которых входили отряды диссидентской молодежи, а также примерно 2000 немецких дезертиров и бежавших иностранных рабочих, укрывавшихся среди развалин ^{126}.