Читать книгу - "Исследование истории. Том II - Арнольд Тойнби"

Очевидно, вставка поколения героев между бронзовым поколением и железным является поздней выдумкой, нарушающей последовательность поэмы, ее симметричность и смысл. Чем руководствовался поэт, когда делал эту грубую вставку? Ответ, должно быть, заключается в том, что картина, представленная здесь поколением героев, столь живо воздействовала на воображение поэта и его публику, что надо было найти место для нее. Поколение героев в действительности представляет собой бронзовое поколение, описанное еще раз не на языке мрачной гесиодовской фактичности, а на языке очаровательной гомеровской фантазии.

С социальной точки зрения, героический век — безумие и преступление. Однако, с эмоциональной точки зрения это — великий опыт, захватывающий опыт разрушения границы, на протяжении многих поколений препятствовавшей проникновению предков варварских захватчиков, и опыт вторжения в явно безграничный мир, предлагавший, казалось бы, неограниченные возможности. За одним известным исключением, все эти возможности оказались плодами красивыми, но гнилыми внутри. Однако поразительная полнота поражения варваров в социальном и политическом планах парадоксальным образом способствует успеху творческой деятельности их бардов, ибо в искусстве гораздо больше значит неудача, чем успех. «История со счастливым концом» не может достичь положения трагедии. Оживление, порожденное Völkerwanderung’ом (переселением народов), которое оборачивается деморализацией в опьяненных душах людей действия, вдохновляет варварского поэта на то, чтобы преобразить память о злобности и глупости его героев в бессмертную песнь. В волшебном царстве этой поэзии варварские конкистадоры достигают такой не присущей им славы, которой не обладали при своей жизни. Мертвая история расцветает в бессмертный рыцарский роман. Очарование, которое оказывает героическая поэзия на своих позднейших почитателей, вводит их в заблуждение, заставляя считать фактически отвратительную интерлюдию между смертью одной цивилизации и рождением ее наследницы тем, что мы назвали безо всякой умышленной иронии в терминологии данного «Исследования» героическим веком, веком героев.

Самой первой жертвой этой иллюзии, как мы уже видели, становится поэт «темных веков», которые есть следствие «героического века». Как выясняется в ретроспективе, у этого последующего века нет причин стыдиться темноты, которая означает, что костры варварских поджигателей в конце концов сожгли их самих. И хотя слой пепла покрывает поверхность выжженной земли, «темные века» оказываются созидательными, каковым, конечно же, не был героический век. В полноте времен должным образом возникает новая жизнь, чтобы покрыть плодородные поля, засыпанные золой, побегами нежной зелени. Поэзия Гесиода, столь скучная в сравнении с поэзией Гомера, является одной из предвестниц возвращения весны. Однако этот честный летописец тьмы перед рассветом еще настолько ослеплен поэзией, вдохновленной недавним ночным поджогом, что принимает на веру в качестве исторической правды воображаемую картину поколения героев, изображенную Гомером.

Иллюзия Гесиода кажется странной, если учесть, что в его картине бронзового поколения он сохранил для нас рядом с воспроизведением гомеровской фантазии беспощадное изображение варвара, каким тот был в действительности. Однако даже без этой улики героический миф может быть разбит вдребезги «взрывом» внутренних данных. Оказывается, что герои вели дурную жизнь и умерли мучительной смертью бронзового поколения. Подобным же образом и Валгалла^[504] оказывается трущобами, когда мы гасим всё искусственное освещение и внимательно рассматриваем при обычном дневном свете поэтическую идеализацию бурной борьбы и пышных пиршеств. Воины, которые получают право доступа в Валгаллу, в действительности идентичны с демонами, в борьбе с которыми они проявляли свой героизм. Исчезнув с лица земли в результате взаимного уничтожения, они освободили мир демонов от своих деяний и привели историю к счастливому концу для всех, кроме себя.

Гесиод, возможно, был первым, однако ни в коем случае не последним, кто был введен в заблуждение блеском варварского эпоса. В считающееся просвещенным XIX столетие мы находим, что философ-шарлатан запускает свой миф о благотворной варварскои «нордической расе», чья кровь действует как эликсир молодости, когда вливается в вены «истощенного общества». Мы, возможно, заденем за живое, если заметим, что политическая feu d'esprit (игра ума) веселого французского аристократа побудила пророков демонического германского неоварварства на создание расового мифа. Настойчивое требование Платона о том, чтобы поэты были изгнаны из его государства, становится ясным, когда мы прослеживаем причинно-следственную связь между авторами саг и основателями Третьего рейха.

Однако были случаи, когда варварский интервент оказывал все же скромные услуги будущим поколениям. При переходе от цивилизаций первого поколения к цивилизациям второго поколения вторгшиеся варвары в некоторых случаях действительно обеспечивали связь между исчезнувшей цивилизацией и ее новорожденной наследницей, как при последующем переходе от второго поколения к третьему подобную связь осуществляли куколки-церкви. Сирийская и эллинская цивилизации, например, таким образом были связаны с предшествующей минойской цивилизацией посредством внешнего пролетариата этого минойского общества. Хеттская цивилизация стояла в таком же отношении к предшествующей шумерской цивилизации, а индийская цивилизация — к предшествующей индской культуре (если эта последняя, конечно же, жила своей собственной жизнью, а не зависела от шумерской цивилизации). Скромность этой оказанной варварами услуги выявляется в сравнении с ролью куколок-церквей. Хотя внутренний пролетариат, создающий церкви, подобно внешнему пролетариату, порождающему военные отряды, является продуктом раскола в душе распадающейся цивилизацией, внутренний пролетариат, очевидно, овладевает и передает будущим поколениям гораздо более богатое наследство прошлого. Это становится очевидным, если сравнить то, чем обязана западно-христианская цивилизация эллинской, с тем, чем обязана эллинская цивилизация минойской. Христианская церковь была эллинизирована до предела. Гомеровские поэты почти ничего не знали о минойском обществе. Они представляли свой героический век in vacuo^[505], лишь случайно упоминая о том некогда могущественном трупе, на котором герои-стервятники бардов — «разорители городов», как они гордо называли себя, — устраивали свои пиршества.

В свете сказанного может показаться, что услуги ахейцев и других варваров их поколения, сыгравших передаточную роль, почти полностью утрачивают свое значение. Какое же значение они имели в действительности? Их реальность становится очевидной, когда мы сравниваем судьбу тех цивилизаций второго поколения, которые вошли в дочерние отношения со своими предшественницами посредством тонкой варварской связи, с судьбой остальных цивилизаций второго поколения. Всякая цивилизация второго поколения, не аффилированная посредством внешнего пролетариата своей предшественницы, должна быть аффилирована посредством правящего меньшинства своей предшественницы. Это единственная альтернатива, поскольку отсутствуют куколкицеркви, вышедшие из зачаточных высших религий внутреннего пролетариата цивилизаций первого поколения.