Читать книгу - "Среди богов. Неизвестные страницы советской разведки - Юрий Колесников"

Меламед Урман стоял, точно отколовшийся от твёрдой породы пласт скалы. Эсэсовец продолжал усердно колотить палкой по дну ведра, нахлобученного на голову старика. А он стоял, не шевелясь и не реагируя на происходящее. На него страшно было смотреть.

Страдальческое выражение застыло на лицах людей, всё сильнее ощущавших неминуемый трагический финал. Они были обречены на смерть только потому, что были евреями.

А меламед продолжал стоять, втянув голову в приподнятые узкие костлявые плечи. Что чувствовал старик? На что надеялся? Чего ждал?

Держался. Не сгибался. Наверно, это давалось ему с трудом. Наверное, было больно. И невероятно мучил грохот, отдающийся в черепе. В огромном помещении резонанс от ударов по ведру был оглушителен. Всё-таки здесь строилась синагога. Предполагалась хорошая акустика для пения кантора в радостный, с угощениями праздник «Симхат Тора».

До него оставалось чуть больше недели. Но, минуя его, неожиданно наступил Судный день – Йом Кипур!.. Видел ли всё это Всевышний? Возможно. Но молчал. Возможно, пока… Но всё было чудовищно и ужасно несправедливо. Ведь всё происходило в присутствии верующих!

Старик, уже без кальсон, продолжал стоять на том же месте.

Курту Шиммелю надоело бесово действо. Ему не жаль было ни старика, над которым издевались его подонки, ни тех несчастных, кто наблюдал эту сцену. Просто он посчитал, что спектакль несколько затянулся и незачем так долго отвлекаться от дела, исполнение которого он призван обеспечить. Штурмбанфюрер СС направился к старику и с трудом снял с его головы ведро. В это мгновение взметнулась железная трость несчастного, угодившая со всей силой по голове Шиммеля. Тот тотчас же свалился у ног старика.

Прогремела автоматная очередь. Старик упал. Подбежавшие эсэсовцы в растерянности бросились поднимать Шиммеля, лицо которого было залито кровью. Он был без сознания. Только тогда кто-то в расстроенных чувствах дал очередную очередь из автомата по уже мёртвому телу.

Удар, нанесённый меламедом, несомненно предназначался унтерштурмфюреру, колотившему по ведру. Но тот немного отстранился, давая возможность штурмбанфюреру подойти к стоявшему Урману.

Сбежались встревоженные эсэсовцы. Вынесли окровавленного Шиммеля во двор, чтобы отвезти в местный госпиталь. Но во дворе синагоги гауптштурмфюрер СС, не приходя в сознание, скончался. В тот же день небольшим самолётом его тело увезли в румынский город Яссы. Оттуда в фатерланд покойника доставил трехмоторный «юнкерс».

В помещении эсэсовцы срывали зло автоматными очередями. Раздавались душераздирающие крики топившихся.

Главное, что измождённый меламед решился поднять свою железную трость на эсэсовца! Подав тем самым пример сникшим в диком страхе единоверцам.

Произошёл этот акт возмездия не в каком-то заброшенном овраге, а в центре небольшого бессарабского городка, среди полей, на окраине старой России, где когда-то фельдмаршал Кутузов с гордостью принимал парад героической стотысячной армии перед осадой крепости Исмаила-паши. В сорока верстах от родного Урману Болграда.

Теперь здесь состоялся другой парад, которому тоже суждено было войти в историю края. На окраине Болграда, за военными казармами, не доезжая села Табаки и железнодорожной станции Траян-вал, в каменном карьере эсэсовцы добили тех, кто уцелел в недостроенной синагоге. Но, в отличие от Вены, Праги, Варшавы и ряда городов и поселений Центральной Европы, эта «очистительная акция» проходила уже без гауптштурмфюрера Курта Шиммеля.

Многонациональное население города в полном смятении, бессилии и скорбном молчании почтило память невинно павших, с которыми одни были в добром знакомстве, другие в близком родстве от множества смешанных браков.

Немало евреев Болграда уцелели в войну благодаря болгарам, русским и липованам[24], втайне предоставлявшим убежище несчастным соседям.

Рыжебородые рыбаки-липоване братья Липат и Кондрат Ремизовы из села Матроска, что между Болградом и Измаилом, где многокилометровое озеро Ялпуг впадает в Дунай, рискуя жизнью, укрывали в плавнях четыре еврейские семьи с шестью детьми, трое из которых были дочерьми раввина, расстрелянного эсэсовцами в недостроенной синагоге.

Все они, вместе с раненым советским матросом со сторожевика Дунайской флотилии, находились под опекой деда Амоса.

Несмотря на внушительный возраст, загорелый, с морщинистым лицом он босой, с засученными по колено видавшими виды штанами, выходил на своем покрытом смолой каюке, с парусом в заплатках, ставить сети и вентера для стола горемычных постояльцев.