Читать книгу - "Солоневич - Константин Сапожников"

В предисловии к одному из позднейших изданий книги было отмечено:

«По нашему искреннему мнению — это самый лучший роман о советской жизни, вышедший когда-либо в эмиграции… Основная идея романа — борьба двух сил: Бога и дьявола, добра и зла, свободы и рабства. Практическая же тема романа — борьба за атомное владычество (и, следовательно, политическое) над миром».

В краткой рецензии на «Две силы» газета «Наша страна» отметила удачные стороны книги:

«Роман — с одной стороны — это нарочито ироничное повествование, подчас напоминающее Зощенко и Ильфа-Петрова, с математически выверенным детективным сюжетом, при поверхностном прочтении почти фарсовое, что подтверждают, например, говорящие фамилии. Но налёт фарса настолько тонок, что не мешает относиться к повествованию всерьёз. При том, что Иван Солоневич всегда говорил, что добро и зло кристаллизируется в борьбе, положительные (условно) герои романа изображены отнюдь не однопланово и схематично; а отрицательные — это прежде всего серьёзные противники: „Глупых людей в этом учреждении не было вообще либо были на самых низах“. Читая роман Солоневича, отчего-то вспоминаешь Владимира Войновича — он отдыхает»^[219].

В «Двух силах» писатель показал, как в недрах коммунистической системы возникли и множатся потенциальные изменники, оппортунисты, могильщики советской идеологии и партийных традиций. Они двуличны, бесчестны и терпеливо ожидают подходящего момента, чтобы переметнуться на другую сторону и нанести смертельный удар в спину бывшим соратникам. Прогноз писателя о перерождении правящей элиты Советского Союза оказался верным. Многие «ленинцы и марксисты эпохи развитого социализма» служили коммунизму из соображений выгоды, и когда партийные верхи дали сигнал: бери, хватай, грабь! — вся внешне непоколебимая оболочка советского режима рассыпалась в прах…

Отголоски личных наблюдений писателя ощущаются на тех страницах романа, где описываются персонажи НКВД. Самый зловещий персонаж романа — Берман, которого в партийных кругах называли «советским Фуше». Это — гений злодейства, который не признавал «умственного превосходства даже за Вождём Мироздания», то есть Сталиным. Берман ведёт рискованную игру и готов к любому исходу. Не напрасно он носит на среднем пальце левой руки кольцо с порошком цианистого калия. Имя Бермана Солоневич использовал в романе по понятной причине: Матвей Давыдович Берман был начальником ГУЛАГа во времена строительства Беломорско-Балтийского канала.

Вот какой портрет своего Бермана нарисовал писатель: «Маленький, тщедушный, сутулый человек… Во внешности не было ничего особенного — кроме, может быть, лица: чем-то и как-то оно напоминало лицо насекомого — если у насекомых вообще есть лица… Из глубоких впадин иногда выглядывали глаза — и тогда казалось, они снимали моментально и до мельчайших деталей точную фотографию окружающего мира — и опять прятались назад».

Иван сожалел, что ограничен временем и не может уделять нужного внимания литературной шлифовке текста. Вечный цейтнот, в котором находился писатель в последние годы жизни, а потом неожиданная смерть не дали ему возможности завершить печатание романа в газете, а потом подготовить его к изданию отдельной книгой. Но даже в таком виде роман «Две силы» является подлинным национальным бестселлером.

Первое время после высылки из Аргентины Солоневич жил в Монтевидео. Это были зимние для Уругвая месяцы — август — сентябрь, сильно дождило, небо было затянуто серой пеленой, что сказывалось на жизненном тонусе Ивана Лукьяновича.

От переживаний он снова заболел, и если бы не поддержка Валентины Евгеньевны Леонтович-Неёловой, трудно сказать, как бы он вышел из депрессии. Иван гостил и творчески работал на её куриной ферме в окрестностях Сориано, дожидаясь Рут, которая завершала «бюрократические дела» по отъезду из Буэнос-Айреса. Сын Леонтович-Неёловой Алексей вспоминал много лет спустя о том, как «дядя Ваня» жил в доме его матери и как собирались вокруг него по вечерам русские эмигранты, чтобы обсуждать его «передовые идеи». Самым заядлым среди оппонентов был профессор-историк Михаил Шкурин. Часто спорили до утра, и это скрашивало «долгие зимние холодные ночи, в комнате дым от папирос и от дров печурки был настолько густой, что, казалось, его нужно разрезать ножом, чтобы разглядеть лица»^[220].

Иван писал сыну 19 октября 1950 года: «Сориано, конечно, дыра, но очень хорошая дыра. Чудесный воздух, тишина. Нашли для нас две квартиры и жду Рутику, чтобы решить, — в которую. Мы стоим у какого-то порога. Нужно во что бы то ни стало сохранить бодрость духа. Мой сейчас совершенно бодр, и я внутренне так спокоен, как не было уже очень давно»^[221].

Настроение Солоневича заметно улучшилось, когда приехала Рутика. Она была неплохим поваром и на ферме взяла на себя обязанности по приготовлению пищи. Иногда по просьбе Рут Иван сопровождал её на автобусе в Монтевидео, чтобы жена могла сделать неотложные покупки. Неприхотливость мужа в быту Рут кое-как переносила. Переделывать его было поздно. Но она была молодой женщиной, имела свои представления о том, как должна выглядеть супруга известного русского писателя. Иван понимал её «резоны» и терпеливо сопровождал Рут, когда она посещала магазины дамской одежды. А потом — снова рабочие будни.

Финансовые проблемы, которые так досаждали Ивану в Аргентине, были почти полностью сняты, но не из-за повышения «рентабельности» газеты, а благодаря бескорыстной помощи бывшего русского офицера, монархиста, сына прославленного флотоводца — Вадима Степановича Макарова. Он обосновался в Соединённых Штатах, был успешным коммерсантом и, желая поддержать теоретика народного монархизма, ежемесячно переводил на его имя по 200 долларов.

Последний адрес Солоневичей в Уругвае — городок Атлантида, который расположен в часе езды автобусом от Монтевидео. Для Рут это курортное местечко было идеальным для жизни: «Мы переехали на побережье и сняли хороший маленький домик с садом. В пяти минутах ходьбы от дома было море». В то время Солоневичи уже хлопотали о переезде в Соединённые Штаты и по этой причине решили, что не будут заводить живности: жалко бросать. Несмотря на уговор, Иван Лукьянович «живность» всё-таки приобрёл. Однажды ранним утром он разбудил Рут и позвал её на крыльцо. У дома весело помахивал хвостиком чёрный как уголь щенок. Скорее всего, его подбросили соседи, решив, что «гринго» сжалятся над щенком и возьмут себе. Так и получилось. Пёс Мурза очень привязался к ним, и потом — после смерти Ивана Лукьяновича Рут, готовясь к отъезду в США, переправила его к тёте Вале на ферму.

В конце 1952 года Юрий и Инга, направлявшиеся из Аргентины в США на борту грузового судна «Alpacca», побывали в гостях у Ивана и Рут (судно сделало остановку на два дня в порту Монтевидео). Юрий поразился тому, как быстро за последние месяцы состарился его батька: «Физически — половина того, что было. Уже в Аргентине оставалось немного. Уругвай съел ещё килограммов пятнадцать. А 15 кг при его костях — это очень много. В его разговорах, а говорить с ним уже все последние годы можно было только о политике, было ещё больше злобы, ещё больше ненависти. Всё „постороннее“ просто перестало его интересовать. В его словах о Монархии была такая дикая сила, такая абсолютная уверенность, что даже я, монархист по религии, столбенел и казался себе неверным Фомою… Но от батьки, моего салтыковского бога, не осталось почти ничего. Ни футбола, ни Анатоля Франса, ни даже уже и „Кожаного Чулка“, который ещё в Аргентине лежал у него на ночном столике… Может быть, в подсознании уже было чувство, что времени осталось немного. Язва желудка — все думали, что это язва, — болезнь не для политического деятеля. Вот во что обошлась батьке „политика“»^[222].