Читать книгу - "Сталинские соколы. Возмездие с небес - Станислав Сапрыкин"

Меня отстранили от полетов, пока не пуская рапорт по инстанциям, дав некоторое время на обдумывание дальнейшей карьеры.

Через несколько дней пришла весть о полном разгроме большевиков на керченском полуострове, победа была достигнута благодаря превосходству люфтваффе, теперь в Крыму оставался единственный очаг сопротивления – Севастополь. Как там Анна, жива ли, здорова?

Эскадра продолжила бои за Харьков. У нас были потери, но успех превышал все ожидания. Командир Голлоб в конце мая преодолел рубеж в сто побед. Отличались мои приятели. Пихлер и Ханнак.

1 июля эскадра переводится в Крым, будем дожимать Севастополь. Истребители начали перегонку Мессершмиттов уже сегодня, меня в качестве пассажира «Тетушки Ю» перевезли на аэродром Октоберфельд – хутор в ста километрах севернее Севастополя, в свое время заселенный соотечественниками – немцами, из которых, по собственному утверждению, происходила и Анна. Я стал так близок к любимой женщине, что чувство ожидания возможной предстоящей встречи совершенно выбили меня из душевного равновесия. Сомнений нет, через пару дней начнется решающий штурм, вермахт войдет в крепость и я смогу начать поиски своего обожаемого ангела.

С 7 июня бои, в том числе и воздушные, начались с удвоенной яростью. Русская пехота сражается с отчаяньем обреченных, чего нельзя сказать об авиации защитников, старающейся не вести активных действий. Наши потери нельзя назвать минимальными, но все же они исчисляются как 1 к 4 или 1 к 5 против потерь советов. Пихлер, оставшийся без меня, бьет все рекорды, одерживая по несколько побед в день.

После 17 июня наши войска вошли в город, и я стал серьезно опасаться за жизнь Анны. Рассчитывать на то, что личный состав госпиталя выживет под обстрелом немецкой артиллерии или в хаосе уличных боев, было наивно. Хорошо, если их уже эвакуировали на Кавказ, и она находится в безопасности, но такое развитие событий отдаляло нашу встречу. Душа металась от незнания и беспокойства. Самым страшным было то, что я добровольно обрек себя на сидение на аэродроме в ста километрах от крепости. Но, даже совершая вылеты, я бы не приблизился к любимой ни на шаг – убеждал я себя.

К первому июля судьба крепости была почти решена, и хотя бои еще продолжались, личный состав уже праздновал победу и получал награды. Командир эскадры Голлоб стал кавалером Рыцарского Креста с Дубовыми Листьями и Мечами. Манштейн получил звание генерал-фельдмаршала.

В виду слабости остатков русской авиации в крепости, нашу группу из-под Севастополя перебрасывают в район Керчи на аэродром Багерово, для действий против Тамани и Кавказа.

Это неожиданный удар для меня. Пользуясь отстранением от полетов и положением медика, я вымаливаю у Уббета разрешение задержаться под Севастополем и примыкаю к геройским частям 30-го корпуса взявшего бухты Севастополя еще в конце месяца. Там же незаслуженно получаю «Крымский щит» на голубом подкладе – как офицер люфтваффе.

Меня беспокоит только одно – судьба Анны. В городе я начинаю искать местоположения нашего последнего совместного пристанища.

Севастополь разрушен, передвигаться по нему трудно и опасно. Уничтожена инфраструктура, лежат трупы, крысы, и редкие уцелевшие собаки не гнушаются человечиной. Из подвалов и развалин еще стреляют. Можно запросто получит пулю обреченного снайпера или одинокого красноармейца. Местное население испугано прячется под завалами. В отличие от жителей иных городов полуострова, они люто ненавидят немцев и наши отвечают им тем же.

Я подозревал, что Анна, скорее еврейка, чем немка, а отношение к еврейскому населению жестоко и бесчеловечно. Существовал приказ Манштейна о необходимости «жестокого наказания» советских евреев на занятых территориях. Большинство офицеров люфтваффе к подобным проявлениям «расовой ненависти» относились с большим скептицизмом. Были случаи, когда СС обращалось к командирам летных частей с просьбой организовать из личного состава эскадр отряды для выявления и ликвидации советских должностных лиц, комиссаров и прочей «сволочи», включая евреев. Я слышал подобную историю еще в Константиновке. К Лютцову, командиру 3 эскадры, которую мы поддерживали в боях за Харьков, приехали с подобным обращением несколько чинов СС. Тот пришел в ярость, приказав всем командирам эскадры собраться в парадной форме перед штабом, а сам, надев мундир со всеми регалиями, заявил перед строем подчиненных, что считает «просьбу» эсэсовцев преступной и варварской, пригрозив уйти с поста командира эскадры, если хоть один солдат подразделения добровольно войдет в состав подобного отряда. К сожалению, не все офицеры вермахта столь принципиальны, если Анну найдут, как еврейка, женщина будет в огромной опасности. Она знает немецкий язык, но сможет ли она воспользоваться этим преимуществом в случае плен?.

Мне удалось разыскать заброшенный госпиталь. Лишенные электричества, пустые казематы производили гнетущее впечатление. Рискуя попасть в оставленную ловушку, я несколько часов бродил по кельям и подземным комнатам своего последнего пристанища, полуплена – полусчастья, надеясь напасть на любой след, на любую подсказку о судьбе Анны. Помещения были заброшены и частично взорваны. Меня радовало отсутствие случайных трупов. Судя по всему, в последние дни госпиталь эвакуировали. Я пытался навести справки у доступных для общения чинов военной администрации. Никакой конкретной информации, кроме той, что в последние дни обороны крепости, русским удалость вывести часть личного состава подводными лодками, самолетами и катерами, некоторые из них были подбиты и могли причалить в районе Южного берега, а люди, находившиеся на них – попасть в плен или просочиться в горы. Судьба любимого человека была мне по-прежнему неизвестна. Не мог же я получить информацию обо всех тысячах русских пленных, включая женщин-военнослужащих.

Время, выделенное мне на отсутствие, подходило концу, и надо было возвращаться в эскадру. Цепляясь за несуществующую надежду, как за соломинку в горном потоке, я решил ехать в Багерово не через Симферополь, а по южному берегу. Прибыв в Форос, я остановился на ночлег, познакомившись с несколькими пехотными офицерами. Они были в восторге от местных природных красот и пообещали провести мне небольшую экскурсию по достопримечательностям. Рано утром следующего дня, сев в штабной Опель мы направились по горной дороге, уходившей от моря и через час пересекли перевал, оказавшись в краю открытых горных лугов, еще не выжженных до конца летним зноем. Новые приятели обещали показать мне развалины некоего средневекового города, якобы основанного готами.

– Крым – это земля наших предков, твердил молодой пехотный лейтенант Карл.

– После войны я куплю здесь землю и построю дом в горах. Тишина, чистый воздух альпийских лугов, несколько километров до берега, что еще надо для счастливой старости! Займусь виноделием. Говорят местные татары – отличные резчики винограда.

– Они же мусульмане? – удивился водитель Опеля.

– Это не мешает им быть виноградарями – парировал Карл.

– А вы не боитесь партизан? – спросил я пехотинцев.

– В светлое время суток передвигаться можно смело, а вот ночью, ночью – другое дело. Впрочем, партизанам и всяким оставшимся в горах бандитам, самим стоит опасаться местной полиции.