Читать книгу - "Тени над Гудзоном - Исаак Башевис-Зингер"

же рано или поздно продают кур на мясо. Почему он неспособен поступить так, как поступают миллионы индусов? Можно без проблем питаться фруктами, овощами, хлебом, кашами, растительным маслом и всем, что дает земля. Если род человеческий сильно умножится, дело так и так дойдет до этого.

Да, но, когда доходит до этого конкретно, все оказывается ужасно сложно. Уже сегодня за обедом Грейн столкнулся с проблемой. Он зашел в кафетерий, но все сэндвичи, все салаты, все вареные блюда содержали либо мясо, либо рыбу, либо молоко, либо яйца. Он даже не мог выпить кофе со сливками, съел тарелку овощей с хлебом, блюдце слив и запил все это чаем. Но что он будет есть на ужин? А как он может носить шерстяную одежду и кожаную обувь? Овец стригут до тех пор, пока не зарежут. Одно влечет за собой другое. Он должен был носить только полотняную одежду и обувь с деревянными или резиновыми подметками. Но что скажет Лея? Точно так же, как она не религиозна, она и не вегетарианка. А что он станет делать, когда поедет к своим клиентам? Они не будут доверять бизнесмену, ведущему себя подобно Махатме Ганди. Женщины очень любят, когда пробуют приготовленные ими блюда. А на чем ему спать ночью? Матрас набит конским волосом, подушка — перьями. Куда ни повернись, всюду используют чужое мясо, чужую кожу, чужие волосы, чужие кости…

Грейн встал со скамейки и пошел домой. Он шел и думал о путях Господних. Если Бог ненавидит убийство и кровопролитие, то почему Он сотворил мир, полный убийств? Почему Он сотворил тысячи видов зверей, птиц, змей, способных лишь убивать других живых тварей? Зачем нужна борьба за существование, если насилие противно Его святому имени? А что делать Америке, если на нее нападут большевики? Не бросать атомную бомбу, потому что она погубит невинных граждан? Позволить сталинистам управлять Америкой при помощи НКВД и ставить миллионы людей к стенке, как они это давно уже делают в России, а теперь начали делать и в Китае? Нет, буквально воспринимаемое христианство — это несомненная фальшь. Оно бы привело к тому, что клика мерзавцев поработила бы род человеческий на долгие поколения. Христиане сами это знают. Нагорная проповедь для них не более чем поэзия. Но может ли мир жить в соответствии с духом еврейства? Можно ли соблюдать заповедь «не убий» и при этом вести войны? Можно ли распространить «не убий» только на людей, не беря в расчет животных? Как провести четкую границу между нападением и защитой? А что с народами, у которых слишком маленькая территория? Могут ли они утверждать, что их агрессия является формой защиты? А что будут делать евреи в Эрец-Исраэль, когда на них нападут арабы? Дело уже идет к этому…

Да, но как только отвергаешь идею, что Богу свойственны любовь и жалость, приходится прийти к прямо противоположному выводу о том, что Он — нацист, гангстер Аль Капоне, чекист. Среднего пути между этими двумя крайностями нет и быть не может. Либо Бог — это высшая степень любви, либо Он — наихудшая степень злодейства. Серенькой, нейтральной фигурой Бог, сотворивший небо и землю, наверняка быть не может. Разве что представить себе, что Он слеп, глух и нем, как это делают материалисты…

Сейчас это были для Грейна вопросы не чисто академические, а непосредственно касающиеся его самого, его жизни, и ответы на них должны определить, что ему теперь делать…

2

«Я проживу эту субботу точно так же, как ее прожил бы мой отец при этих обстоятельствах! — решил Грейн. — У меня нет другого образца для подражания, кроме него. Я не могу служить Богу абстрактно. У меня должен быть путь, путь… Попытаюсь хотя бы в нынешнюю субботу! Да, что бы отец делал сейчас, оказавшись в моем положении?»

В тот момент, когда Грейн решил взять в качестве примера своего отца, он уже знал, что делать. Он должен приготовить себе еды на субботу, но это должна быть такая еда, которую не требуется держать в холодильнике — ведь когда открывают дверцу холодильника, зажигается лампочка. И вообще, холодильник — это «мукце».[327] Но только что это может быть за еда? Хлеб, фрукты, орехи. Но можно ли щелкать орехи в субботу? Кажется, можно. Посмотрю «Шулхан арух»… Грейн вышел из парка и направился к Коламбус-авеню. Купил черного хлеба, бутылку кукурузного масла, пакет изюма, фунт кураги. На Бродвее он зашел еще в один магазин и купил орехов, миндаля и жестковатых груш. Закупка еды на субботу, причем такой еды, в которой не было никаких ингредиентов животного происхождения, развлекла Грейна. Снова, как в детские годы, он делал покупки на субботу. По дороге он спохватился, что отец не стал бы пользоваться его посудой. Он зашел в магазин, где продавали посуду, и купил тарелку, нож, вилку. Проходя мимо винной лавки, Грейн вспомнил, что для кидуша вечером и утром, а также для обряда гавдалы необходимо вино. В лавке нашлось кошерное вино, и Грейн купил бутылку. Он нес тяжелый пакет, но такси не взял. Где это сказано, что все должно быть легким?

Грейн нес пакет, обливаясь потом. Он только что пошел по избранной им стезе, но уже ощущал удовлетворение от того, что делал нечто существенное. Теперь он не был один. Тысячи евреев готовились, как и он, к субботе.

Лифтер удивился, увидев Грейна с пакетом продуктов. Он знал, что миссис Грейн лежит в больнице, а Грейн живет в каком-то другом месте. «Наверное, поссорился с любовницей?» — подумал этот иноверец. Он молча смотрел на Грейна таким взглядом, который словно говорил: «Я точно знаю, что ты сейчас переживаешь…»

Теперь для Грейна началась работа. У Леи была пара подсвечников. Где-то в кухонном шкафу лежали свечи. Грейн почистил подсвечники и поставил в них свечи. Электрический свет он оставит на субботу только в кабинете, потому что выключать электричество в субботу нельзя. Ну а что с лифтом? Отец не стал бы ездить в субботу на лифте. Правда, это не более чем особо строгое толкование закона. От библейского запрета «Не зажигайте огня во всех жилищах ваших в день субботы»[328] и до современного запрета ездить в субботу на лифте расстояние велико. Однако он должен вести себя в эту субботу точно так же, как вел бы себя его отец. Не уклоняться ни на волос. Да, он будет подниматься на одиннадцатый этаж пешком. Кто сказал,