Читать книгу - "Кто Вы, "Железный Феликс"? - Александр Плеханов"

Вечером прибежали Саблин и Попов, которые сообщили, что на съезде принята резолюция о подавлении мятежа левых эсеров, а фракция левых эсеров во главе со Спиридоновой арестована. Действительно, VI Всероссийский съезд советов арестовал фракцию левых эсеров (352 человека). Попов в ответ на это грозил снести пол-Кремля, полтеатра и пол-Лубянки. Но настроение в отряде с каждым новым известием становилось все более подавленным.

К 2 часам ночи 7 июля левые эсеры были окружены советскими войсками, которые утром перешли в наступление. Когда загремели пушки и первый снаряд попал в их штаб, весь ЦК левых эсеров обратился в бегство, переодевшись в гражданское платье. «Подлые трусы и изменники убегают», — кричали им арестованные.

С каждым новым выстрелом оставалось все меньше матросов. После разрушения здания штаба снаряды стали попадать в дом, в котором находились арестованные. Из сочувствующих им финнов и других они организовали себе охрану и перешли с ними в мастерскую. Во время перехода, они обратились к собравшимся там солдатам со словами: как не стыдно им поддерживать изменников революции. В ответ Саблин, ругаясь, стал угрожать солдатам, приказал занять свои посты. Но солдаты в мастерской передали арестованным оружие и гранаты. Мятежники взяли лошадей и пушки без замков, вынутых сочувствующими Дзержинскому солдатами, и ушли к Курскому вокзалу^[999].

Мятеж был ликвидирован, около 300 мятежников захвачено в плен. 8 июля 13 активных участников мятежа, в том числе и Александрович, по постановлению ВЧК были расстреляны. 27 ноября 1918 г. Верховный Революционный трибунал приговорил к расстрелу успевшего скрыться Попова и заочно 9 членов ЦК левых эсеров к тюремному заключению на различные сроки.

Если в Москве мятеж был подавлен в течение суток, то большие трудности чекисты и армейские части встретили в Ярославле. Но мятежники выступили и в Муроме, Владимире, Ростове, Рыбинске, Елатьме. Они рассчитывали на поддержку Антанты, но те с помощью запоздали. Однако ожесточенные бои шли 17 дней, с 6 по 21 июля, за Ярославль. Там мятеж организовал «Союз защиты родины и свободы». Он являлся частью общего плана антисоветских мятежей в городах верхней Волги для создания единого фронта с интервентами с Севера и с белочехами в среднем Поволжье, а затем наступления на Москву и свержения советской власти.

Восстание в Ярославле подготовила подпольная организация офицеров во главе с А.П. Перхуровым, направленная Савинковым из Москвы. Мятеж начали в ночь на 6 июля 106 заговорщиков, к которым присоединилась часть населения. Мятежники обезоружили милиционеров, захватили арсенал с оружием, почту, телеграф, банк, центральную часть города, арестовали более 200 коммунистов. Перхуров объявил себя «главнокомандующим Ярославской губернии» и командующим группой войск «Северной добровольческой армии». Мятежники провозгласили необходимость созыва Народного Учредительного собрания. В городе начался белый террор.

Антисоветские мятежи не имели успеха, они были подавлены в Рыбинске 8 июля, в Муроме — 9 июля. После жестокого подавления восстания была проведена фильтрация населения. Следственная комиссия, направленная Дзержинским, за 5 дней (24–28 июля) расстреляла 428 человек^[1000].

Любопытна дальнейшая судьба полковника Перхурова. 11 августа 1921 г. из Екатеринбурга по распоряжению Дзержинского под усиленной охраной он был выслан в Москву. В виду важности преступника, ответственность за его доставку была возложена на губЧК Екатеринбурга^[1001]. 24 апреля 1922 г. Дзержинский писал Уншлихту: «Полагаю, что Перхурова лучше было бы сначала судить, а потом можно было бы и помиловать. Стоило бы зафиксировать Ярославское восстание в судебном процессе. А вопрос о помилований следовало бы рассмотреть детально»^[1002].

Московское восстание левых эсеров имело резонанс и в Поволжье. Главком Восточного фронта Муравьев, хотя и призвал 9 июля 1918 г. в своем приказе войска «к исполнению своего революционного долга», но на следующий день переехал из Казани, где находился штаб фронта, в Симбирск с отрядом около тысячи человек, занял несколько объектов города, арестовал ряд советских и партийных работников, в том числе командующего 1-й армией М.Н. Тухачевского. Назвав себя «главкомом армии», телеграфировал в СНК, германскому посольству и командованию Чехословацкого корпуса об объявлении войны Германии. В то же время призвал добиваться поддержки местного совета, приказав «войскам своего фронта перестроиться фронтом на запад и двигаться на Москву»^[1003].

СНК декретом от 11 июля объявил Муравьева вне закона. Войска фронта не поддержали мятеж. При аресте 11 июля Муравьев оказал вооруженное сопротивление и был убит. Историки называют его политическим авантюристом. Но так ли то? От советской власти он не отказался, а выполнял все ее решения, сражался на фронтах, и, подчиняясь партийной директиве руководства свой партии, не признал Брестского мира и выступил против большевиков.

В годы Гражданской войны шло по нарастающей недовольство крестьянства политикой коммунистов. Судьба страны в большей мере зависела от поведения крестьянства-основного класса до и после революции. Оно в своей массе по-прежнему оставалось мелким, раздробленным, сохранило частную собственность на орудия и средства производства. После революции произошло осереднячивание бедноты, улучшилось материальное положение крестьян. Они от большевистской власти получили землю (по крайней мере, в районах помещичьего землевладения), о которой мечтали несколько веков. Поэтому на стороне большевиков было абсолютное большинство деревни-бедняки и батраки, и всякая угроза возвращение помещиков и потери земли, установление диктатуры белых генералов рассматривались ими как большая опасность, чем диктатура большевиков. Преобразования в деревне проходили в очень сложной обстановке.

Крестьянство, мечтавшее о возделывании земли, было крайне заинтересовано в мире. Но после разгрома белогвардейцев и интервентов ожесточенная борьба не прекратилась. Окончание Гражданской войны и борьбы с интервентами не означало наступления мира во многих районах страны.

После Гражданской войны страна, как отмечал В.И. Ленин, получила не передышку, а нечто более серьезное. «Мы имеем, — говорил он 21 ноября 1920 г., - новую полосу, когда наше основное международное существование в сети капиталистических государств отвоевано»^[1004]. Он расценил положение страны, прежде всего с точки зрения военной опасности, и тактика РКП (б), по его мнению, должна была быть такой, чтобы «помешать западноевропейским контрреволюционным государствам раздавить нас»^[1005].