Читать книгу - "Московское метро. От первых планов до великой стройки сталинизма (1897-1935) - Дитмар Нойтатц"

Руководитель Орготдела парткома Метростроя в этой связи разъяснил распределение функций в «треугольнике»: руководитель предприятия несет ответственность за технический процесс, размещение рабочей силы и производительность труда. Партячейке позволено только интересоваться этими вопросами. Она отвечает за политическое руководство рабочими и контроль за работой профкома. За хозяйственное и техническое руководство ответственности она не несет. Задачей профсоюзного комитета является урегулирование вопросов оплаты труда, культурно-массовая работа, удовлетворение повседневных нужд рабочих.

Многие партийные секретари в каждодневной практике строительства немногое могли делать на основе таких определений. Повсеместно они вмешивались в дело управления, парткомы обсуждали правильность распоряжений начальников шахт и даже объявляли их утратившими силу. Дело доходило до того, что председатели профкомов отменяли приказы начальников шахт и задним числом информировали об этом администрацию.^[238] Но и новое административное и партийное руководство 5-й дистанции не придерживалось распределения компетенции. В некотором смысле их роли даже поменялись: секретарь партячейки Борисов с головой ушел в частные вопросы руководства предприятием, тогда как начальник дистанции Шмидт занялся социалистическим соревнованием и установкой досок с вопросами и ответами об условиях жизни рабочих. «Я отвечаю за производство», — цитировал «Ударник Метростроя» партийного секретаря и так описывал его типичный рабочий день:

«17 марта 1934 г.

10:30-11:00 Борисов приходит в партком, спорит с начальником дистанции о субботниках, ходе работ, просматривает газету.

11:00-13:00 Борисов на производстве.

13:30-13:45 Он выслушивает разъяснения начальника дистанции о способе проходки.

13:45-14:30 На производстве, совместно со Шмидтом и инструктором МК Макаром.

14:30-14:40 Разговаривает по телефону.

14:40-15:45 В районе по поводу вербовки рабочей силы. Обед.

15:45-16:45 Проводит собрание рабочих смены.

17:00-18:00 У начальника дистанции и его заместителя».

Время «на производстве» Борисов по преимуществу проводил, занимаясь делами, которые входили в круг обязанностей лидера профсоюза, парторга или директора: он выслушивал жалобы рабочих по поводу нехватки спецодежды и оплаты труда, разъяснял им пункты коллективного договора (причем бригада прерывала работу, чтобы его выслушать). Он спорил с начальником инструментального цеха о состоянии рабочего инструмента, говорил с кем-то еще о транспортных проблемах. После окончания первой смены он бежал на участок и устраивал собрание рабочих смены, не ставя об этом в известность начальника участка, партийного и профсоюзного организаторов. (Слишком поздно узнавали об этом и рабочие, которые отправлялись обедать в столовую.) Ежедневно он разбирал дела об увольнении и приеме рабочих на работу, вмешиваясь в сферу руководства стройкой. Политическое воспитание рабочих, которому отдавался приоритет накануне XVII съезда партии, шло при этом по сокращенной программе. Столь же бездеятельным оставался и профсоюзный комитет.

Проблема единоначалия и политического руководства производством не была решена и в последующие месяцы. Требование строгого единоначалия, осуждение вмешательства партийных секретарей в дело управления стройкой и констатация, что начальник шахты и секретарь парторганизации поменялись ролями, стали постоянным рефреном на партсобраниях и в прессе^[239]. Случались, впрочем, и вмешательства, которые считали правомерными, когда, например, руководитель шахты самовольно продлевал срок завершения тоннеля, установленный Московским комитетом партии, а партком отвергал новый календарный план.

Единоначалие нарушали и активные комсомольцы с их «энтузиазмом» и стремлением все взять в свои руки. Начальника шахты 23 уволили, поскольку он не выступил против одного комсомольского бригадира, который называл рабочих «начальниками шахты». Многие секретари комсомольских ячеек пренебрегали их непосредственными задачами (организация бесед, работа с комсомольской группой, сбор членских взносов, политучеба и т. д.) и больше думали о том, как применить рабочую силу и какие следует провести технические мероприятия:

«Когда меня вызвал к себе секретарь МК комсомола тов. Шаширин, то я захватил с собой чертежи, графики, пришел и доложил ему. Он говорит мне: ты ко мне пришел как начальник кессонной группы, а что вы для комсомола делаете? Я встал в тупик, и не случайно, а потому что мы этими вопросами не занимались. Комсомольская группа у нас не была в центре внимания, и поэтому беспартийная молодежь нас сторонилась, комсомольцы не были приближены к беспартийной молодежи, не только беспартийные, но и новички-комсомольцы оставались без всякого надзора, без всякого руководства».

Комсомольский секретарь кессонной группы летом 1933 г. держал себя как «начальник шахты», что само по себе раздражало комсомольцев, так как он постоянно отдавал на стройке распоряжения, а отказывающимся их выполнять грозил исключением из комсомола. На шахте 35 комсомольцы жаловались на бригадира и групорга, которыми были недовольны, и «били в набат» в производственной многотиражке. Они не исполняли указаний и вместо того, чтобы работать, постоянно проводили собрания. Когда, наконец, они избрали групоргом одного из своих членов, в дело вмешался комсомольский секретарь и распорядился назначить сюда энергичного групорга, которому молодежь подчинилась.

Если комсомольцы считали приказы неправильными в техническом отношении, они нередко отказывались их выполнять и осознанно шли на нарушение принципа единоначалия, так как знали, что их будут критиковать в любом случае, если они выполнят распоряжение, заведомо зная о его несостоятельности, и тем самым повредят качеству строительства.

На закрытых совещаниях Каганович весьма нелицеприятно отзывался об активности комсомольцев. В феврале 1934 г. он критиковал отсутствие у комсомольцев дисциплины по отношению к руководству стройки. На строительстве метро в этом смысле царит «род квазидемократии», «страшно много болтовни, страшно много вмешательства в производство». Не годится, чтобы комсомольский секретарь в руководстве предприятием имел тот же вес, что и начальник шахты. Нужно разъяснить комсомольцам, что их призвали не для проведения собраний, а для работы. Некоторые начальники шахт не осмеливаются тронуть комсомольского секретаря: «Он ударник, доброволец, энтузиаст…» «Мы создали вокруг комсомола ореол, это хорошо и прекрасно, но это не значит, что мы позволим им на шахте вмешиваться во все дела. Должны царить дисциплина и порядок», -требовал Каганович.