Читать книгу - "Россия: народ и империя - Джеффри Хоскинг"

В августовские, 1914 года, дни пьянящего патриотизма Дума согласилась пойти на неопределенно долгий перерыв в работе на том основании, что депутатам лучше посвятить себя непосредственному участию в военных усилиях страны, чем выступать с речами в палате. На этой стадии патриотизм означал поддержку императора и правительства и не допускал ни создания каких-либо помех, ни даже критического контроля за деятельностью властей. Все социальные классы остро осознали свою причастность к России как к общему дому, который все призваны защищать. Настроение общества выразилось в переименовании столицы, Петербурга, в безупречно русский Петроград, в массовом изгнании людей с немецкими фамилиями (на деле часто евреев) из Москвы и во всеобщей шпиономании, затронувшей даже императрицу, которую все презрительно стали называть «эта немка».

Однако к весне 1915 года сотрудничество элит и режима было омрачено тяжелой ситуацией на фронте. Крупные потери, отчасти вызванные катастрофической нехваткой боеприпасов, и отступление из Польши посеяли сомнение в компетентности правительства и, соответственно, в его праве продолжать правление страной.

Потенциальный союзник — или противник — уже расправил крылья. Со времени начала войны по инициативе московского земства были образованы союзы, взявшие на себя заботу о раненых и больных, их эвакуацию с фронта и последующий уход. Во время кризиса с военными поставками два из таких союзов объединились в «Земгор» (комитет земского и городского союзов) под председательством беспартийного либерала, князя Георгия Львова. Новая организация оказывала помощь правительству в мобилизации трудовых ресурсов и размещении военных заказов, в этом ей содействовали военно-промышленные комитеты, учрежденные для надзора за конверсией гражданских предприятий и вовлечением их в военное производство. Здесь инициатива тоже исходила из Москвы, в частности от Рябушинского, и была рассчитана не только на увеличение выпуска продукции, но и на противостояние монополии государственных предприятий и петроградских синдикатов. Подлинное значение комитетов состояло в том, что те представляли все заинтересованные стороны: правительство, земства и муниципалитеты, работодателей и рабочих. Впервые — если не считать Думу — рабочие участвовали в публичных органах, имевших официальный статус.

Если бы эти ассоциации дополнялись образованием правительства, готового на полное сотрудничество, тогда стал бы возможен новый призыв к гражданскому патриотизму, к которому присоединились бы общественность и рабочие. Для достижения этой цели в августе 1915 года центристские партии Думы и Госсовет образовали так называемый «Прогрессивный блок», имевший большинство голосов в Думе и треть в Госсовете. «Прогрессивный блок» потребовал формирования «министерства общественного доверия» с включением членов Думы, опубликовал программу реформ, представлявшую собой манифест гражданского общества: полное равноправие крестьян, прекращение всей дискриминации по этническим и религиозным основаниям (включая меры по эмансипации евреев), амнистию политическим заключенным и узникам совести, гарантию прав рабочих, включая легализацию профсоюзов. Программа получила некоторую поддержку у отдельных министров, и какое-то время казалось, что «правительство общественного доверия» может быть сформировано.

Однако Николай II решил иначе и в сентябре приостановил работу Думы, уволил министров, поддерживавших «Прогрессивный блок», и объявил, что берет на себя командование армией. Таким образом, царь подменил современную гражданскую концепцию нации своей собственной, средневековой версией, согласно которой лично должен был вести войска к победе. Это очень характерно для его понимания монархии, но подобное решение для существующего порядка оказалось поистине катастрофичным.

Николай II не только упустил возможность укрепить гражданскую сторону правительства, но и ослабил собственное координационное влияние (необходимое самодержавной монархии), отправившись в Ставку, откуда трудно было поддерживать связь с министрами.

Дальше государственные дела шли все хуже. Николай часто менял состав правительства, частично по совету жены, вызвав серию перестановок, получивших известность как «министерская чехарда». Даже убежденные сторонники монархии начали приходить в отчаяние и поговаривать о возможности принудительного отречения от трона. Появились слухи, сопровождавшиеся намеками в газетах, что у Распутина связь с императрицей, или, еще хуже, что они вдвоем возглавляют придворную партию, пытающуюся вывести Россию из войны, заключив с Германией предательский сепаратный мир. В декабре 1916 года Распутин был убит небольшой группой заговорщиков, чьи политические взгляды объединялись только в одном: стремлении спасти монархию от монарха.

Тем временем «Земгор» расширил сферу своей ответственности, взявшись за организацию — помимо прочего — продовольственного снабжения. В 1916 году в речи перед земскими делегатами Львов заявил, что его организация представляет le pays reel,^[15] при этом проявляя настоящую компетенцию и подлинный патриотизм, которого не хватает правительству. «Отечество в опасности… Режим не руководит государственным кораблем… И все же корабль твердо следует курсом, и работа на борту не прекратилась. Команда сохраняет порядок и самоконтроль. Мы не остановимся… У нас надежный рулевой — любовь к родине».

Существуют разногласия по поводу того, насколько эффективно в действительности добровольные организации помогали военной мобилизации, но как бы там ни было, политики, вовлеченные в их деятельность или участвовавшие в «Прогрессивном блоке», претендовали на монополию настоящего патриотизма и рассчитывали изолировать режим ввиду его пагубного влияния на военные усилия страны. На сессии Думы в ноябре 1916 года Милюков выдвинул ряд серьезных обвинений против правительства, сопровождая каждое вопросом: «Что это — глупость или измена?».

Ответ дал сам же Милюков: «А имеет ли какое-нибудь значение… с чем мы имеем дело, с глупостью или с изменой?.. Правительство упорно утверждает, что, организуя страну, мы организуем революцию и намеренно выбираем хаос и дезорганизацию».

Такова атмосфера, в которой протесты тех, кто стоял в очередях за хлебом в Петрограде, смогли привести к падению династии. Взаимные подозрения элит и режима вновь породили революцию и создали временный союз общественности и народа.