Читать книгу - "История папства - Джон Джулиус Норвич"

Неизвестно, как отреагировали кошки на избрание своего хозяина папой, но либерально настроенные круги Италии, да и всей Восточной Европы, приветствовали новость с восхищением и радостью. Новый понтифик казался им человеком из их среды. В первый же месяц своего пребывания на троне он амнистировал более тысячи политических заключенных и изгнанников^[302]. Через несколько недель он устроил празднества в садах на Квиринале для лиц обоих полов. Тем временем он активно поощрял разработку планов строительства железных дорог, столь ненавистных его предшественнику, и устройства газового освещения на римских улицах. Он обеспечил полную (или почти полную) свободу печати. Он начал реформу таможенных тарифов, ввел мирян в правительство Папской области и отменил нелепый закон Льва XII, обязывавший иудеев посещать христианские проповеди раз в неделю. Куда бы он ни отправлялся, его сопровождали целые толпы, и он пользовался большей популярностью, чем кто бы то ни было в Италии.

Но такая репутация таила в себе свои опасности. Какая бы ни проводилась демонстрация, умеренная или непримиримо революционная, участники требовали его поддержки; имя его появлялось на тысячах знамен, в том числе и в тех случаях, когда он оказывался решительным противником заявленных целей. Когда в 1848 году по Европе прокатилась революционная волна, захватившая Сицилию, Париж, Вену, Неаполь, Рим, Венецию, Флоренцию, Лукку, Парму, Модену, Берлин, Милан, Краков, Варшаву и Будапешт, его позиция стала еще менее прочной. Его имя превратилось в боевой клич: «Pio Nono! Pio Nono! Pio Nono!» — не умолкая, скандировали толпы, появляясь на улицах одного города за другим. Завершая одну из речей, папа промолвил: «Да благословит Господь Италию»; в его словах сразу же увидели одобрение лелеемой многими мечты об объединении полуострова и окончательном освобождении от австрийского владычества. (Нечего и говорить, что сам Пий не желал объединения Италии: помимо всего прочего, что тогда стало бы с Папской областью?) Короче говоря, он оказался в положении пассажира поезда без локомотива, несущегося на полной скорости. Единственное, что ему оставалось, — притормаживать, едва представится возможность.

Уже к концу января того судьбоносного года начался прямо-таки наплыв новых конституций. 29 января король Фердинанд даровал конституцию Неаполю; всего неделю спустя во Флоренции Великий герцог Тосканский предложил своему народу другую. 5 марта, после событий Парижской революции и бегства Луи Филиппа, король Карл Альберт Савойский даровал в Турине конституцию обитателям Пьемонта. Затем 13 марта настал черед Вены, и самому Меттерниху пришлось пойти на уступки. Из всех событий это стало наиболее важным, и новая надежда затеплилась в груди каждого патриота в Италии — причем опять-таки все глядели с надеждой на папу, ожидая, что он возглавит их. Но ничего подобного не произошло. 15 марта Пий даровал конституцию Папской области, введя в государстве избираемый кабинет министров. Либеральный характер этого правительства не следует преувеличивать: его первый министр, кардинал Джакомо Антонелли^[303], позаботился об этом, да и просуществовал он недолго (о чем пойдет речь ниже), но все же он сослужил свою службу. Теперь Пия, на самом деле не желавшего возглавить европейское революционное движение, уже нельзя было упрекнуть в том, что он тащится в арьергарде.

Отречение и бегство Меттерниха повергло Австрию в хаос. Правительство осталось без главы, армия пребывала в замешательстве и не знала, кого поддерживать. Случившееся послужило безошибочно воспринятым сигналом для революционеров по всей Италии. В Милане в результате серьезных волнений, известных всем итальянцам как cinque giornate — «пять дней» (с 18 по 22 марта), — австрийцы были изгнаны из города и власть перешла к республиканскому правительству. В последний день, 22 марта, в Турине в газете «Il Risorgimento» («Воссоединение») на первой полосе появилась зажигательная статья, написанная издателем графом Камилло Кавуром. «Последний час пробил, — писал он. — Перед народом, правительством и королем лежит теперь лишь один путь — война!»

Через два дня король Карл Альберт провозгласил, что Пьемонт готов начать военное выступление против австрийских оккупантов. Великий герцог Тосканский Леопольд II отправил армию, куда входили как регулярные части, так и отряды волонтеров. Так же (что куда более удивительно) поступил король Фердинанд Неаполитанский, выдвинувший войско в 16 000 человек под командованием генерала Гульельмо Пепе, калабрийца огромного роста. В стратегическом отношении все эти приготовления, пожалуй, значили не слишком много. Однако они показывали, что, вне всяких сомнений, речь шла об общем для всех итальянцев деле. Встав плечом к плечу с пьемонтцами, правители — товарищи Карла Альберта почувствовали себя не союзниками, но соотечественниками.

24 марта генерал Джованни Дурандо вывел авангард папской армии из Рима, чтобы защитить северные границы Папской области от возможного наступления со стороны австрийцев. Эта мера задумывалась как чисто оборонительная, но сторонники войны отказались ограничиваться обороной. Они говорили, что Австрия объявила войну христианской Италии. Это угодная Богу война, крестовый поход, чья священная цель — изгнать захватчиков со священной итальянской земли. Папа пришел в ужас. Он ни за что не согласился бы попустительствовать агрессии, и менее всего — против католической державы. Для него важно было раз и навсегда четко определить свою позицию. Результатом стала его речь, произнесенная им 29 апреля 1848 года. Он объявил, что не просто не готов возглавить движение за объединение Италии — он является его решительным противником. Богобоязненные итальянцы должны забыть об идее объединения страны и поклясться в преданности правителям своих государств.

По всей стране истинные патриоты Италии восприняли новость с ужасом. Ситуация сложилась так, что дело объединения страны не потерпело никакого ущерба: оно набрало такую силу, что остановить его было уже невозможно. Пострадала лишь репутация самого Пия. До сего дня он оставался героем. Теперь же его воспринимали как предателя. Более того, его речь показала со всей возможной ясностью, насколько он бессилен повлиять на события. Его популярность испарилась за одну ночь. Теперь он оказался лицом к лицу с революцией. В течение последующих семи месяцев папа пытался держать ситуацию под контролем, но когда его первый министр, преемник Антонелли, граф Пеллегрино Росси, был зарублен у входа в здание Канчелляриа, он понял, что в Риме ему оставаться небезопасно. 24 ноября, заручившись помощью французского посла и баварского министра, переодевшись простым священником, он незаметно выскользнул из своего дворца на Квиринале через задние двери и бежал в Гаэту, где к нему присоединился кардинал Антонелли вместе с небольшой свитой. Король Фердинанд оказал ему теплый прием и поселил Пия в своем загородном дворце, где тот создал небольшую курию и продолжал вести дела Святого престола.