Читать книгу - "Россия против Наполеона. Борьба за Европу. 1807-1814 - Доминик Ливен"

Клаузевиц предлагает реалистичный взгляд на положение сил союзников, который конечной своей целью имел оправдание стратегической линии, в итоге выбранной согласованно Кутузовым и Шарнхорстом и одобренной русским и прусским монархами. По мнению Клаузевица, предложение Витгенштейна атаковать Эжена де Богарне при Магдебурге не имело смысла: вице-король в случае столкновения с превосходящими силами противника просто отступил бы и увел силы союзников с ключевой линии боевых действий Лейпциг — Дрезден, от которой зависела связь союзников с Австрией и складами и подкреплениям русской армии в Польше. Нанесение упредительного удара в Тюрингии, как то предлагали некоторые прусские генералы, также было бессмысленно. К апрелю наступавшие силы союзников столкнулись бы с сильно превосходящим их противником вблизи наполеоновских баз.

Однако, к сожалению, сугубо оборонительная стратегия, в основе которой лежала защита Эльбы, и в пользу которой выступали некоторые русские генералы, также едва ли могла сработать, учитывая численное превосходство сил Наполеона и тот факт, что под его контролем находились практически все укрепленные переправы через реку. Встав на Эльбе вместо того, чтобы продвинуться дальше на запад, союзники просто подарили бы Наполеону дополнительное время, в котором они сами отчаянно нуждались для того, чтобы привлечь на свою сторону австрийцев и подвести русские подкрепления. Хотя Клаузевиц и одобрял стратегию союзников, направленную на то, чтобы перейти через Эльбу и пытаться оттянуть время, предлагая Наполеону сражение близ Лейпцига, он ясно представлял себе шансы союзников на успех в этом сражении, учитывая численное превосходство французов. Неожиданность в сочетании с большим количеством ветеранов в рядах войск союзников и превосходством их кавалерии, давали им некоторую надежду на победу, но не более того^[537].

16 марта 1813 г. прусский корпус Блюхера пересек границу Силезии и двинулся в Саксонию. На следующий день Пруссия объявила войну Франции. За Блюхером шел авангард армии Кутузова под командованием Винцингероде, который подчинялся приказам прусского генерала. Столица Саксонии Дрезден сдалась Винцингероде 27 марта, после чего русские и прусские войска рассредоточились по территории Саксонии и двинулись к Лейпцигу. Помимо стратегических соображений, которыми руководствовались при занятии Саксонии, свою роль сыграли соображения материально-технического обеспечения. Силезия и Лаузиц (восточная Саксония) являлись преимущественно промышленными районами, которые даже в нормальных условиях зависели от импорта зерна из Польши. Эти провинции могли прокормить проходящие через них войска, но долговременное пребывание армий союзников к востоку от Эльбы было бы сопряжено с неизбежными трудностями и препятствовало мобилизации ресурсов Силезии для военной экономики Пруссии.

По-прежнему решительно настроенный Блюхер грезил о том, чтобы направиться в Тюрингию и Франконию для нанесения удара по не успевшим как следует подготовиться основным силам наполеоновской армии. Он знал, что не мог сделать этого своими силами, но его попытки убедить Витгенштейна организовать совместное наступление были безрезультатны. На самом деле даже Блюхер начал сомневаться в разумности подобного шага. Подобно всем главам союзных государств, Блюхер устремлял взоры на Австрию и особенно на Франца I. Как и у них, воспоминания о 1805 г. прочно отпечатались в сознании Блюхера: в тот год планы возможного вмешательства Пруссии в войну были похоронены в результате преждевременной атаки союзников при Аустерлице. Он замечал Витгенштейну, что все вокруг предупреждали его о возможных параллелях между теми событиями и нынешней ситуацией и что, быть может, на этот раз было бы лучше как можно дольше откладывать принятие решения^[538].

Тем временем Кутузов вместе с основными силами своей армии по-прежнему находился в Калише, к вящему раздражению Пруссии. Фельдмаршал не видел причин к тому, чтобы прерывать отдых своих людей. Заняв Саксонию, он не хотел вести дальнейшее наступление, а рапорты, получаемые им в марте от разведывательной службы, содержали справедливые заключения, что Наполеон еще не готов к нападению. 2 апреля Фридрих Вильгельм прибыл в Калиш и провел смотр русских войск. Гвардейцы, одетые в новую форму, смотрелись роскошно, но король был потрясен малочисленностью сил русских. Пруссаки начинали понимать, как дорого обошлась русским прошлогодняя кампания и сколь большие усилия потребуются от Пруссии для достижения победы. Через пять дней после парада Александр, Кутузов и лейб-гвардия наконец направились в Саксонию.

В пути, во время прохода через Лигниц, батарея русской лейб-гвардии штабс-капитана Жиркевича подверглась еще одной, совсем иной проверке со стороны Фридриха Вильгельма. Вести о том, что король находится в городе и желает приветствовать русские войска, дошли до Жиркевича совсем незадолго до прибытия. Все приготовления русского командира обернулись затем полным замешательством, когда скромный Фридрих Вильгельм неожиданно появился на ступенях ничем не примечательного небольшого дома — первого, мимо которого прошла батарея при въезде в город. Град посыпавшихся команд более или менее придал колонне, въехавшей на узкую улицу, некоторый вид парадного порядка, но охватившее солдат возбуждение перекинулось и на стаи уток, гусей и кур, которые взгромоздились верхом на зарядные ящики и внесли свою долю какофонии в военную музыку. За орудийными лафетами и зарядными ящиками брело стадо овец, телят и коров. Они создали дополнительную сумятицу не только своими криками, но и тем, что также попытались построиться парадным порядком. Замешательство Жиркевича усиливалось и от того, что все эти животные были «позаимствованы» из провинции Силезия, принадлежавшей самому королю; однако Фридрих Вильгельм лишь улыбнулся и сказал русскому военачальнику, что ему отрадно видеть столь приглядные и неунывающие войска. Король мог быть угрюмым, холодным и неучтивым человеком, но в глубине души был порядочен и исполнен благих намерений. Он также говорил и читал по-русски, хотя и не идеально, и ему нравились русские. Жиркевичу повезло, что нелепое поведение находившихся под его началом людей открылось сначала взору Фридриха Вильгельма, а не Александра или великого князя Константина. Последний отнесся бы крайне скептически к непринужденности лейб-гвардии во время парада перед правителем союзного государства^[539].

Для русских войск марш через Силезию и Саксонию был своего рода приятным времяпрепровождением. Стояла великолепная погода, и русских солдат повсеместно встречали как союзников и освободителей, особенно в Силезии. Хотя поляки также обычно обходились с русскими учтиво, русские офицеры им редко полностью доверяли. Большая часть польского населения была бедной и в лучшие времена, и проход через населенные поляками территории в 1812–1813 гг. не улучшил их положения. Силезия, напротив, была богатой областью, а Саксония — еще богаче. Русские офицеры дивились богатству, убранству домов и образу жизни саксонских крестьян. На светловолосых и полногрудых немецких женщин было приятно смотреть, хотя немецкая «водка» показалась им ужасно разбавленной и слабой. В то же время по мере приближения к Эльбе, они могли видеть по левую руку романтичные лесистые склоны гор, отделявшие Саксонию от Богемии Габсбургов^[540].