Читать книгу - "Михаил Горбачев: Жизнь до Кремля - Николай Зенькович"

Ю. Изюмов (помощник В.В. Гришина, впоследствии первый заместитель главного редактора «Литературной газеты», с 1990 г. по настоящее время главный редактор газеты «Гласность»):

— В длинной веренице смертей, которыми были ознаменованы последние месяцы 1995-го и начало 1996 года, кончина Николая Петровича Трегубова прошла незамеченной. А ведь умер человек, фамилия которого несколько лет не сходила с газетных страниц, постоянно упоминалась в телевизионных и радиопередачах. Они вызывали много толков, слухов, писем в различные инстанции.

Работая многие годы в московских газетах — «Московском комсомольце» и «Вечерней Москве», а затем в горкоме партии, я тоже, конечно, знал Трегубова. В городе у него была всегда хорошая репутация. А репутацию человеку приказом не назначишь, тем более не купишь. Москва при всей своей величине — город, в котором от его актива ничего не укроется. И все знали, к примеру, что председатель Моссовета Промыслов питает слабость к подаркам и подношениям. Но о Трегубове никто ничего подобного не говорил. Когда его выдвигали кандидатом в депутаты Верховного Совета РСФСР, Гришин в узком кругу сообщил, что предварительно была проведена тщательная проверка по линии КГБ. Она выявила взяточников в аппарате Главторга, однако сам его начальник был чист.

В 1992 году, публикуя в газете «Новый взгляд» статью памяти В.В. Гришина, я высказал сомнения в правильности осуждения Н.П. Трегубова. «Тогда тоже были свои Степанковы, — говорилось в статье, — и они состряпали его «дело» в угоду новому горбачёвскому руководству, дабы в очередной раз очернить Москву, главу её партийной организации». Насколько я знаю, то была единственная во всей печати попытка защитить несправедливо осужденного человека.

В конце 1995 года у меня раздался телефонный звонок:

— Говорит Трегубов. Вы меня помните?

Он рассказал, что по амнистии в связи с 50-летием Победы был освобождён как участник войны, закончивший её в звании сержанта. Слышал о той моей статье и просил, если сохранился экземпляр, передать ему. Мы договорились о встрече.

Узнал я его сразу, хотя девять лет заключения, конечно, не прошли бесследно. Бросилось в глаза, что Николай Петрович очень плохо одет. Он рассказал, что по освобождении оказался без квартиры и без средств к существованию. Не вернули даже боевые награды, взятые при аресте. Все обращения в российский Верховный суд о пересмотре дела остаются без ответа, хотя любому непредубеждённому человеку видна неубедительность фигурирующих в нём доказательств. Вот только один пример. На суде у одного из двух главных свидетелей (Тверитинова) спросили, как он передавал взятки (коробки с праздничными наборами продуктов и вин). Тот ответил, что лично отвозил их Трегубову на дом. Но не смог назвать не только его адрес, но даже приблизительно район. Тем не менее показания были приняты судом.

Николай Петрович много рассказывал о грязных методах, которыми готовил его дело тогдашний следователь по особо важным делам Прокуратуры СССР Олейник. Показания против Трегубова он получил у Петрикова и Тверитинова после того, как год продержал их в тюрьме. Сначала всячески запугивал, потом стал обещать смягчение наказания. (Оба действительно были освобождены досрочно.)

Трегубова Олейник посадил без труда, поскольку слишком много находившихся тогда у власти людей были в этом очень заинтересованы. За что и был впоследствии вознаграждён, стал членом Конституционного суда. Но главной задачи, которую перед ним поставили, решить не сумел. А главной задачей было заставить Трегубова оговорить В.В. Гришина, «признаться», что делился взятками с ним. Нет таких моральных и физических истязаний, которых бы не применяли следователь и тюремщики, чтобы заставить его пойти на подлость. Но не на того напали. Им, людям по натуре низким и занимающимся грязным делом, умевшим получать нужные показания от десятков слабых и подлых, было непонятно упорство этого уже тогда очень пожилого человека. А ведь то была обыкновенная порядочность.

Но в мире горбачёвско-ельцинском это самая опасная и вредная черта характера. И Трегубов получил за неё то, что ему обещал следователь, потеряв надежду склонить его к предательству, — срок «на полную катушку».

Ещё два года после приговора Трегубова постоянно окружали внутритюремной агентурой, пытавшейся вырвать у него то, что не удалось Олейнику. Какими методами — можете себе представить. Провокации и насилие перемежались обещаниями немедленного освобождения. Николай Петрович выдержал и это. Более того. За весь срок ни разу не обратился за помилованием, поскольку считал себя невиновным и в обращении за милостью к бесчестной власти видел унижение собственного достоинства. А оно у него было всегда!

Месяцы между амнистией и кончиной были для Николая Петровича, наверное, самыми горькими. Он убедился, что в Верховный суд ему не достучаться: никто не хочет, чтобы во имя торжества законности рухнул созданный стараниями политиков, юристов и особенно журналистов миф. Не протянули ему руку помощи старые товарищи. Он получал лишь минимальную пенсию. Жить на неё было невозможно.

Не знаю, будет ли установлено достойное надгробие на его могиле. Если будет, на нём надо бы написать: «Жертва негодяев».

В.Т. Медведев:

— Невольно вспоминается дело Ю.К. Соколова — директора «Елисеевского» магазина, главного гастронома Москвы. Судили его в срочном порядке и так же срочно расстреляли, оборвав нити, которые шли от него к высокопоставленным лицам. Так было всегда: выбирают какое-то одно лицо, одиозную фигуру, на которой и замыкают все грехи.

В. Сушков (заместитель министра внешней торговли СССР, арестованный в декабре 1985 г. и осужденный к 13 годам лишения свободы):

— Директор знаменитого «Елисеевского» магазина в Москве Юрий Константинович Соколов был приговорён Верховным судом РСФСР к расстрелу 11 ноября 1983 года за дачу и получение взяток. Умный энергичный директор стал жертвой закулисных партийных интриг — это был «шах» Андропова его противнику Гришину, первому секретарю МГК КПСС. По всем канонам уголовного права Соколов не заслуживал смертной казни. Но государство демонстративно, чтобы показать готовность к «борьбе с коррупцией» на волне первой, андроповской перестройки, убило пожилого, больного человека, фронтовика. Как я потом узнал, к нему применяли на допросах те же методы, что и ко мне.