Читать книгу - "От Пекина до Берлина. 1927 - 1945 - Василий Чуйков"

В населенном пункте и на его окраинах шел, не умолкая, ожесточенный бой. Стены сарая содрогались от взрывов. Чижиков терпеливо ждал, придет ли к рации радист. Не отсюда ли корректируется огонь и по его батарее? Такой разведчик в иных случаях опаснее танковой роты противника. Прошло около двух часов…

И вдруг солома зашевелилась. Кто-то внутри соломенной кучи завозился, высунулась рука, и перед Чижиковым возникла человеческая фигура. Чижиков замер. Человек лет тридцати, в красноармейской форме с кавалерийскими петлицами, в синих шароварах. Поблизости, это Чижиков точно знал, не было наших кавалерийских частей. Незнакомец, оглядевшись, направился к бочке с рацией. Чижиков скомандовал:

– Руки вверх!

Незнакомец резко обернулся и, выхватив из-за голенища нож, кинулся на Чижикова. Чижиков отступил в сторону и ударил незнакомца автоматом по голове. Тот сунулся головой в солому. Чижиков обезоружил незнакомца, связал ему руки и ноги, вызвал Титова и двух солдат-артиллеристов на подмогу. Допросили «кавалериста». Сначала он попытался отмолчаться, потом начал сочинять истории, что отстал от кавалерийской части. Пришлось, наконец, ему сознаться, что был заслан в расположение наших войск с задачей вести наблюдение за передвижением наших частей и корректировать огонь немецкой артиллерии.

Изменник оказался жителем этих мест, той самой Голой Долины, за которую шли бои.

В сорок первом году он сдался в плен. Трусость, растерянность, паника? Нет, этот изменник не был трусом! Он сдался в плен, вступил в армию изменника Власова и с оружием в руках пошел против своей Родины. Это не трус. Трус не забрался бы в расположение наших войск, чтобы передавать агентурные сведения немецким хозяевам.

Этот предатель действительно был опаснее целой танковой роты противника.

Впервые пришлось мне столкнуться с власовцами именно здесь, на Северном Донце. Сопротивлялись они упорно, отчаянно. Я не назвал бы это мужеством, это была вынужденная ожесточенность висельников. Они обязаны были отработать хлеб у немцев, и им, в случае если бы они дрогнули и отступили, грозила расправа от рук гестаповцев. Нам они в плен сдаваться не могли, страшась возмездия за измену.

Наступило 21 июля. Это был самый тяжелый день для воинов 79‑й гвардейской дивизии и в особенности для 220‑го гвардейского стрелкового полка. Противник с раннего утра стремился во что бы то ни стало вернуть поселок Голая Долина.

Ничего нового в организации контратаки противник не применил. Короткий артиллерийский налет, за ним налет авиации и танковый клин. Под прикрытием танков наступала пехота.

Первая контратака со стороны села Долгенькое была погашена артиллерийским огнем. Как факелы вспыхнули четыре танка противника. С укрытых позиций пулеметный огонь гвардейцев заставил немецких стрелков и автоматчиков залечь. Фланкирующим огнем автоматчики расстреливались на земле. Противник отступил.

Затем гитлеровцы предприняли контратаку с другой стороны, пытаясь отыскать в нашей обороне слабое место. На этот раз удар последовал из Хрестищ. На наши позиции в селе Голая Долина устремились танки, поддержанные штурмовой авиацией противника и самоходными штурмовыми орудиями. Атака была жестокой и развивалась в благоприятной для немцев обстановке. Вражеская авиация внесла беспорядок на наших переправах, были порушены понтоны. Саперы под бомбежкой чинили разрушения. Прервался подвоз боеприпасов. Да и от переправы доставить боеприпасы в Голую Долину было не так-то просто. Подъездные пути бомбила авиация противника и простреливалась его артиллерией.

Противник понес тяжелые потери, но из-за недостатка в боеприпасах погибали и наши артиллеристы-бронебойщики. Более половины орудий и орудийных расчетов вышло из строя.

В расчете у противотанкового орудия сержанта Александра Ивановича Чижикова осталось три человека. Сам Чижиков был ранен в руку осколком снаряда. Санинструктор Н. К. Редькина перевязала ему рану, попыталась отправить его в медсанбат, но Чижиков категорически отказался.

Через два часа атака противника повторилась. Опять шли немецкие танки, за ними пехота. Расчет Чижикова сразу подбил два танка. Соседние батареи подбили пять танков. Танки остановились, немецкая пехота залегла.

Стояла июльская жара. Противник же не унимался. Все новые и новые подразделения кидал он в пекло. Раскалились орудийные стволы, раскалились стволы пулеметов и автоматов. Гвардейцы навязывали танкистам противника ближний бой. В ход шли противотанковые гранаты и бутылки с горючей смесью. Догорали последние строения в поселке, горели сады, горела степь за околицей. Черным дымом и смрадом заволокло поле боя так, что к концу дня в Голой Долине ни мы, ни противник не могли применить авиации.

Мы видели немецких солдат в наступлении, когда они, упоенные надеждой на победу, надеждой разгромить Красную Армию и овладеть жизненным пространством, рвались к Сталинграду. Это было время их уверенности в своем превосходстве, время головокружения от временных успехов, когда еще мало кто в немецкой армии осознавал, что успехи у них действительно временные. Я видел агонию трехсоттридцатитысячной армии в Сталинграде, немецких солдат, которые были преданы гитлеровским командованием и генералитетом, преданы и обмануты. Они сражались в окружении, как затравленные звери. Кое-кто из немецких мемуаристов и историков пытается сегодня изобразить их как сражавшихся мужественно до последнего патрона.

Да, немцы не капитулировали, но сражаться… Сражаться им особенно не приходилось.

Под ударами наших войск в конце января так называемая «сталинградская крепость» рассыпалась.

Но я понимал и солдат 6‑й армии, находившейся в агонии. Они боялись возмездия. Что же здесь, на Северном Донце, под сокрушительными ударами наших войск заставляло немецкого солдата проливать кровь, отдавать жизнь ни за что, когда каждому здравомыслящему становилось ясно, что война проиграна, что рассчитывать после Сталинградской битвы и поражения на Курской дуге уже не на что?

Наступает вечер. В который уже раз немецкие офицеры поднимают своих солдат в контратаку, бросая с ходу в бой прибывающие из-под Харькова резервы. Бросают в бой на позиции, которые занимает 8‑я гвардейская, бывшая 62‑я, известная каждому немецкому офицеру и солдату армия. Нет надежды. Победа уже не манит, пора уходить с чужой земли, а их поднимают и кидают в жерло огромной мясорубки. Каждая контратака – это сотни и даже тысячи убитых только на одном участке возле Голой Долины. Стало быть, еще не сбита спесь немецкой армии, приобретенная ею в годы предшествовавших побед, во время походов по Европе. Еще бить и бить нам врага, пока он осознает, что все его надежды рухнули…

Наши войска не отошли ни на одном участке фронта.

Наступил вечер. Наступила недолгая, как и летняя ночь, передышка. Мне сообщили из штаба армии, что опять весь день наша авиация наблюдала переброску крупных немецких соединений из-под Харькова.

Наутро ожидались новые ожесточенные контратаки.

Я поехал по войскам ознакомиться с обстановкой по всей линии фронта 8‑й гвардейской армии. Задачи наутро ставил при личной встрече с командирами корпусов и дивизий. Задачи для всех были одинаковы. Держаться, не отступать под ударами вводившихся в бой резервов противника. В 29‑й гвардейский стрелковый корпус генерала Я. С. Фоканова поехать не успел, приказ передал через начальника штаба генерала В. Я. Владимирова. На поле боя встретил командующего бронетанковыми и механизированными войсками армии полковника М. Г. Вайнруба. Он пригласил меня к себе на КП перекусить и отдохнуть.