Читать книгу - "Геббельс. Портрет на фоне дневника - Елена Ржевская"

4 сентября 1925. Эльзе уехала. Дождь и серость… Безутешное одиночество. Я на грани отчаяния. Работы сверх головы… Я в безвыходном положении. Я слишком устал. И снова заботы о деньгах. Я больше не выдержу!

Он, перемогаясь от боли в ноге, как заведенный – «Вчера в Мюльхайме. Сегодня в Эльберфельде. Завтра в Ганновере. А послезавтра – в Гёттинген». Выступает, вербует новых членов партии и каждый раз пишет в дневнике самыми возвышенными словами о своем успехе у аудитории и все время нуждается ь новых инъекциях успеха. Если раньше были смутные попытки найти себя в себе, то теперь он ищет и находит себя в толпе, которую разжигает и от нее же возгорается сам. Но нацизм непитателен, опустошителен, и Геббельс, сознает он это или нет, скудеет и нервно истощается. Пугается – туда ли попал. Тем более при нескончаемых материальных невзгодах. Иногда вдруг проблеск – трезвеет: «Сегодня вечером на машине в Хаммерталь. Снова молоть вздор». Позже он так не скажет.

5 сентября 1925. Финансовая служба выслала мне чек на 150 марок. О, святая простота. Я болен. Душа ранена. Изнемог. Мне бы на год в горы!.. Я хочу спать! Заснуть и не проснуться.

Предстоит совещание с целью основания северо-западного объединения нацистских округов, в котором у Геббельса не последняя роль.

7 сентября 1925. Движение делает первые маленькие шаги к успеху. Зимой нам предстоит тяжелая борьба. Но и успехи. – Ивсе же: – Иногда мне становится тошно. И хочется зашвырнуть весь этот хлам в угол.

Гибель, жертва, смерть и отчаяние – тут и игра, и доля искренности, и поза, и форма существования. И все же – еще бьется рефлектирование, болезненность переживаний. Потом наступит другое время – другие черты натуры заострятся.

«НАЦИОНАЛЬНОЕ И СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЕ»

11 сентября 1925. У нас был сильный спор. Национальное и социалистическое!

Что сперва и что следует потом? У нас на западе этот вопрос решен. Сперва социалистическое освобождение, затем как буря грядет освобождение национальное. Проф. Вален иного мнения. Сперва национализировать рабочих. Но вопрос! Как? Гитлер колеблется между двумя точками зрения. Но он намеревается склониться в нашу сторону. Так как он молод и умеет жертвовать. Все лишь вопрос поколений. Стар или молод! Эволюция или революция! Социальная или социалистическая! Для нас выбор не труден.

14 сентября 1925. «Золотой петушок», русский балет. Прекрасные танцы и народные песни. Песня о Волге.

23 сентября 1925. Эльзе в понедельник, зайчик, чок, чок. О, твоя любимая рука. Ты, милая! Блаженная любовь… Эльзе так мила, ласкова. Делает бутерброды ногтечисткой. Ах ты, чудесная богема. Расставание! Прощай, ты милое дитя!.. Моральная депрессия!.. У меня несколько дней нервный упадок. У меня потребность в Эльзе. О, ты милая, сладостная женщина!

26 сентября 1925. В Мюнхене склока в движении. Мюнхенцы стоят мне поперек горла.

2 октября 1925. Мы теперь полностью едины со Штрассером. Я и по-человечески тоже очень с ним сблизился… Штрассер далеко не так буржуазен, как я думал поначалу… Все же в Мюнхене, по-моему, большой свинарник… Я работаю над статьей «Национал-социализм или большевизм»… Штреземан едет в Локарно продавать Германию капитализму западных стран. Жирная, сытая свинья! Зеверинг^[16] запретил Гитлеру выступать в Пруссии… Называет его «иностранцем»…^[17] И это республиканская свобода совести!

6 октября 1925. Отец все тот же. Хороший, благомыслящий обыватель. Порядочный мещанин.

9 октября 1925. Дюссельдорф: большой красный плакат на афишном столбе. Ленин или Гитлер! Всё коммунисты. Хотят помешать.

«ГИТЛЕР МНЕ НЕ ДОВЕРЯЕТ»

12 октября 1925. Вчера и позавчера Эльзляйн здесь. Прекрасные и мучительные часы мы здесь пережили. Внутренний конфликт между нами заостряется. Мы должны будем скоро расстаться. Мое сердце обливается кровью! Как скоро я окажусь совсем одинок… Письмо от Штрассера. Пгглер мне не доверяет. Он поносит меня. Какую боль это причиняет мне. Если он в Хамме 25 октября будет меня упрекать, я уйду. Я не могу выносить еще и это. Всем пожертвовать, и еще упреки от самого Гитлера. В Мюнхене действуют негодяи. Болваны, которые не потерпят рядом с собой человека с головой. Потому что они в его присутствии будут с легкостью распознаны как болваны. Потому – борьба против Штрассера и меня. Штрассер пишет в совершенном отчаянии.

14 октября 1925. Я дочитал книгу Гитлера до конца. С восторгом! Кто этот человек? Полуплебей, полубог! В самом деле Христос или только Иоанн?.. Хочу домой… Я научился… бесконечному презрению к каналье-человеку. Тошно! Тьфу, черт!

«ЛУЧШЕ ГИБЕЛЬ ЗАОДНО С БОЛЬШЕВИЗМОМ»

16 октября 1925. Локарно^[18]. Старое надувательство. Германия уступает и продается западному капитализму. Ужасное зрелище: сыны Германии как наемники будут проливать кровь на полях Европы на службе этому капитализму. Должно быть, в «священной войне против Москвы»!.. Я теряю веру в людей!! Зачем этим народам дано христианство? Ради издевательства!

21 октября 1925. Долгая болтовня о большевизме… Я хотел бы как-нибудь съездить на пару недель в Россию для изучения. Можно бы однажды как-нибудь это обтяпать… С 1 октября 1924 по 1 октября 1925 я выступал 189 раз. Можно уже износиться.

23 октября 1925. Локарно и пакт безопасности. Одно ясно: деньги правят миром… Нас превратят в наемников капитализма в войне против России… Мы проданы. И если дело идет к концу, лучше гибель заодно с большевизмом, чем вечное рабство заодно с капитализмом.

26 октября 1925. Битва на улицах с распаленной красной сволочью. У нас 49 раненых!.. Битком набитый зал. Говорит Штрейхер. Свински. Но тем не менее устанавливается тишина. На улице бешеные схватки. Льется кровь… В Хамм Гитлер не приедет. Возвращен с прусской границы. Зеверинг, эта свинья, хочет распорядиться его арестовать… Один штурмовик провозгласил: «Мы клянемся в кровавой мести!» Стычки с полицией.

28 октября 1925. Сладостная ночь. Она так мила и добра ко мне. Я иногда причиняю ей страдания. Эта бурная, цветущая ночь. Я любим! Почему я жалуюсь! Эльзе моя добрая, красивая возлюбленная!

29 октября 1925. Я старею. Я заметил это с содроганием. Выпадают волосы, будет лысина. Но в душе я вечно останусь молодым!

Он никогда не будет ни молодым, ни зрелым. Он навсегда останется в подростковом состоянии с его нетерпимостью, тягой к насилию.