Читать книгу - "Франция в эпоху позднего средневековья - Юрий Малинин"

В отличие от современного отношения к совету или советам, в средние века он представлялся действительно непреложным, почти обязательным условием совершения какого-либо поступка или действия. И если ученая литература допускала возможность советоваться с самим собой, то литература более низкого интеллектуального уровня, отражающая широко распространенные массовые представления, подобной уступки не делала и требовала советоваться с кем-то другим. Многочисленные, почти назойливые поучения и заклинания в том, что ничего не следует предпринимать, не посоветовавшись с кем-то, исходили из убеждения, что совет — залог успеха в любом деле, тогда как действия, совершаемые без предварительного совета, неизбежно обречены на неудачу.

В ходу было большое количество пословиц, запечатлевших в афористичной форме эту истину. Отчасти это были ученые пословицы, представлявшие собой нередко парафразы библейских текстов: «кто по совету действует всегда, тот не раскается никогда», «пусть ноги твои следуют за взглядом, а дела за советом», «кто ищет доброго совета и доверяется ему, и честь, и благо — все тому». Но много было и так называемых народных пословиц, имевших, надо полагать, хождения среди широких слоев населения: «глуп тот, кто не доверяет совету», «кто совету не доверяет, тот в горести пребывает», «кто по совету поступает, тот хулы не заслужит» и т. д.

Поскольку от доброй воли человека зависело, прибегает он к чьим-либо советам или нет, необходимо было, чтобы он питал доверие к советам других людей. И мысль о необходимости этого доверия также настойчиво проводилась в литературе. С особой силой она внушалась государям, на которых возлагалась ответственность за благосостояние государства. Так, бретонский поэт и писатель Ж. Мешино, обращаясь к герцогу Франциску II, убеждал его: «Государь, верьте наставлению доброго совета».

Бургундский мемуарист О. де Ла Марш, вспоминая о герцоге Филиппе Добром, особо подчеркивал то его достоинство, что он «доверял совету». И наделяя герцогов и их наследников прозвищами по их главным достоинствам, он называет Филиппа, сына Марии Бургундской и Максимиллиана Габсбурга, «Филиппом Совету-Верящим».

Доверие, «любовь к совету» почитались как особо ценная человеческая добродетель, способная поддержать другие добрые душевные свойства и способности, необходимые человеку в его жизни. Писательница Кристина Пизанская, характеризуя короля Карла V, поэтому говорит: «Наш король был справедливым, праведным, усердным, сильным и стойким в своих делах благодаря тому, что советами укреплял себя». Совет как дар Св. Духа, или «дух Совета», именно в том и проявлялся, что человек, наделенный им, по всем, по крайней мере, важным делам, советовался с кем-либо. Один из наиболее популярных в средние века богословов Винцент из Бове (XIII в.), объясняя действие этого дара, приводит в пример одну святую женщину и пишет: «Благодаря присущему ей духу совета она ничего не делала слишком поспешно и беспорядочно, но всегда с усердием и по зрелому размышлению. Это значит, что она пользовалась родным ей советом Святого Духа, коим была наделена. И хотя она сама была достаточно наставленной в божественных письменах, тем не менее из своего великого смирения, не позволяющего ей мнить себя слишком мудрой, она отказывалась от собственной воли и охотно по-божески подчинялась совету других людей, не пренебрегая никем».

Таким образом, доверие к советам других людей и склонность действовать, пользуясь ими, расценивались как проявление важной христианской добродетели — смирения. Самостоятельные же решения и действия, осуществляемые по «своему собственному совету», массовым сознанием воспринимались как знак смертного греха — гордыни.

Ф. де Коммин, например, пишет, что после битвы при Монлери бургундский герцог Карл Смелый, одержав победу, «столь возрадовался и возомнил о своей славе, что впоследствии дорого заплатил за это, ибо никогда больше не пользовался советами других людей, но только своими собственными». Таким же образом причину поражения и гибели Карла объясняет и Тома Базен: «Был бы он мужем большой и возвышенной души, если бы мог свое величие умерять, пользуясь советом. Но он, как часто это бывает с государями, вверился своему уму и совету, обычно отбрасывая здравые советы других… что и принесло ему погибель».

Оба историка не сомневаются в том, что герцог потерпел поражение и погиб потому, что впал в высокомерие, гордыню, перестав обращаться за советами к другим людям, ибо «когда шествует гордыня, за ней следует позор и убыток». И реймский архиепископ Реньо де Шартр внушал в своем пасторском послании, что Жанна д'Арк попала в плен потому, что «не доверяла совету и всегда поступала по-своему», и в пояснение заметил, что «Бог допустил пленение Жанны, поскольку она впала в гордыню».

Христианская мысль, таким образом, вносила в убеждение о пользе и спасительности чужих советов особую ригористичность, ассоциируя «свои советы» с гордыней. И именно такое представление о совете как непременно исходящем от кого-то другого было более распространенным, нежели навеянное аристотелевской этикой и вполне допускающее возможность советоваться с самим собой. Отсюда и постоянное противопоставление чужих советов советам собственным, отвечающее христианско-нравственной антитезе добродетели и порока.

Благодаря христианским идеалам требование принимать решения и действовать по советам других людей принимало императивный характер, что, в свою очередь, должно было способствовать распространению представления, что поступки людей, их решения именно чьими-то советами и определяются. Решения казались настолько неотъемлемыми от советов, что постоянно контаминировались с ними, так что понятие совета очень часто употреблялось в значении принятого решения и даже самого совершенного действия.

Так, Ж. Шатлен, говоря о душевном состоянии Мишель Французской, жены бургундского герцога Жана Бесстрашного и сестры дофина Карла, охватившем ее, когда она узнала, что ее муж убит приближенными дофина, пишет, что «она чувствовала себя невинной в совете брата». «Совет брата» — это приведенное в исполнение решение убить герцога, принятое, в представлении Шатлена, по чьему-то совету, к которому герцогиня не имела никакого отношения.

Само выражение «принять совет» (prendre conseil) во французском языке устойчиво означало принять решение, решиться на что-либо, что стало возможным только потому, что решения не мыслились без предварявших их советов.

С другой стороны, поскольку успешность человеческих действий ставилась в зависимость от того, совершатся ли они по совету или нет, совет представлялся эффективным средством разрешения любых жизненных проблем. Дать совет — значило оказать действенную помощь, ничуть не менее ценимую, чем помощь материальная, помощь делом. Важно учесть, что в средневековом сознании слово и дело еще не расходились, и поэтому невозможно было противопоставить помощь делом совету, что характерно для современного человека, четко разделяющего слово и дело. Поэтому в средние века понятие совета легко принимало на себя значение помощи, поддержки.

Ж. Шатлен, говоря о взятии турками Константинополя, сетует, что «не нашлось ни одного христианского государя, который при виде такого бесчестья попытался бы воспротивиться ему оружием или советом». Ставя в один ряд оружие и совет, он уверен, что совет осажденным горожанам мог бы быть столь же спасительным для них, как вооруженная помощь.