Читать книгу - "Полигоны смерти? Сделано в СССР - Рудольф Баландин"

Читая подобные жуткие материалы, я не имел о них сколько-нибудь обоснованного мнения. Единственно, что было ясно: есть немало влиятельных людей у нас в стране, заинтересованных в подобных публикациях. Они используют экологическую тему для политических целей. Одни стремятся представить СССР как империю зла. Другие возбуждают вражду казахов к русским.

Но даже если сверхзадача у них такова, они ссылаются на факты, на свидетельства очевидцев, демонстрируют конкретные жертвы варварских испытаний. Тут-то что можно возразить?

К тому же полигон смерти расположен в Казахстане, а не где-то, предположим, в Центральной Чукотке, куда не всякий дикий северный олень забредет. Места хотя и не густо населенные, но все-таки с поселками, куда вполне может долетать радиоактивная пыль, и где земля вздрагивает от подземных ядерных взрывов.

Мое мнение о Полигоне сформировалось в 1992 году. Той осенью я побывал именно там, где взрывали смертоносные ядерные заряды, слышал не только официальные выступления, но и застольные высказывания активистов движения «Невада — Семипалатинск». После этого существенно изменилось мое отношение к проблемам не только данного полигона, но и Чернобыльской аварии.

Впрочем, начнем по порядку.

Нас везли, как особо опасный груз. Впереди — милицейская машина с мигалкой. Встречные автомобили в замешательстве и тревоге останавливались или прижимались к обочине.

Мы действительно были взрывоопасной смесью для атомного Полигона: большая группа решительно настроенных журналистов из разных стран и активисты движения «Невада — Семипалатинск». Они добились окончательной победы: указом президента Казахстана Семипалатинский полигон был закрыт.

Взрыв народного негодования оказался мощней термоядерных мегатонн. У каждого, кто ехал в это гиблое, если не сказать смертельно опасное, место, была своя программа действий.

Как корреспондент журнала «Техника — молодежи» я должен был выяснить в первую очередь, какой смысл в испытаниях ядерного оружия, если оно и без того изготовлено в большом количестве и поставлено на вооружение. Есть ли в этом хотя бы какая-то польза для людей или один только вред? И что же, в конце концов, происходит с окружающей природой и местными жителями?

…Караван наших сверкающих фарами и окнами автобусов выглядел, пожалуй, экзотическим видением в этот поздний вечер в темной степи, когда созвездия пригородов Семипалатинска остались далеко позади. Только Луна, словно летающее блюдце, смутно просвечивала сквозь кисею облаков. На душе было бы легко и спокойно, если бы не та информация, которую я узнал об этом Полигоне.

Активисты движения «Невада — Семипалатинск» предоставили нам некоторые документы. В одном из них были приведены пугающие цифры:

«Онкосмертность от лейкозов за десятилетний период (1975–1985)… увеличилась в 7 раз, смертность от рака органов дыхания — в 2 раза… Наблюдается значительный рост психических заболеваний… Содержание йода, цезия, стронция, полония в кормах и продуктах животноводства в 30—100 раз выше, чем в районах, удаленных от полигона».

И вот мы мчимся в это страшное место, как будто нам предстоит посетить экзотическую страну. Где та незримая грань, которая отделяет его от окружающих территорий? Ничего подобного не почувствовал. Роль сталкера, проникшего в смертоносную зону, мне явно не давалась. Пришлось положиться на здравый смысл, толику знаний, объяснения специалистов и собственные измерения радиометром-дозиметром минского производства — РКСБ-104.

Нас доставили — через металлические ворота с часовыми — в военный поселок, в гостиницу. А там и военный городок имени нашего отца атомной бомбы — Курчатов.

Поздний обед в столовой, и мы, первые любопытствующие посетители этого недавно еще строго засекреченного объекта, пренебрегая отдыхом, отправились в местный Дворец культуры. Здесь генерал-лейтенанту Ильенко, начальнику полигона, пришлось выдержать яростную атаку интернациональной группы журналистов и сплоченной бригады движения «Невада — Семипалатинск» во главе с известным казахским поэтом и общественным деятелем Олжасом Омар-улы Сулейменовым.

Выдержав нападения, ответив на многие каверзные вопросы, Ильенко в конце концов устало произнес:

— Согласен, борьба за прекращение ядерных испытаний — благородное дело. Нос точки зрения военного очень желательно, чтобы мы к финишу пришли вместе с Соединенными Штатами. А у них испытания продолжаются.

Однако он так и не объяснил, какие экологические последствия вызывают подземные испытания ядерного оружия. Только уточнил, что об этом говорят и пишут противники полигона, что преобладают недопустимые преувеличения, а то и явная ложь.

Озадачил меня академик Е.П. Велихов. Ни о каких научных проблемах он не говорил. По его словам, после запрещения испытаний исчезнет ядерное оружие «и человечество вновь обретет бессмертие». Словно нет у человечества других, не менее острых проблем и опасностей. И еще такое парадоксальное высказывание:

— Единственная функция ядерного оружия — предупредить возможность его применения.

Помнится, нечто подобное говорила М. Тэтчер. Но ведь если мы лишаемся атомного оружия, когда остаются страны, наращивающие свою ядерную мощь, у нас не будет возможности сдержать противника угрозой ответных действий…

Признаться, скучно было выслушивать политические речи, агитацию за мир и против атомного оружия. Тут для нормального человека все ясно. Хотелось узнать: есть ли хоть какой-нибудь смысл в подземных атомных испытаниях? Ведь американцы-то их продолжают! И как бы добраться до неожиданных, сенсационных материалов, которые остаются закрытыми для широкой публики и журналистов?

Пришлось переквалифицироваться в штирлицы. Распознав среди зрителей местных жителей, постарался выведать у них, кто на Полигоне руководит научно-техническими исследовательскими работами.

— Генерал Сафонов, — был ответ.

— А где его найти?

— Чего его искать? Вон сидит, в конце зала, слева.

Генерал был в штатском. Я подошел, представился, попросил о встрече. «Что вы хотите?» — спросил он. «Узнать правду о Полигоне. Могли бы вы дать интервью нашему журналу?»