Читать книгу - "Марк Аврелий - Франсуа Фонтен"

Если бы мы не знали Антонина по актам его правления, то по репутации, оставшейся в памяти веков, и по статуям можно было бы подумать, что Марк Аврелий сам придумал его портрет — идеал, к которому он стремился сам и который хотел поставить в пример своему сыну Коммоду. Но увидеть здесь простое упражнение в стоической риторике не получается. Это портрет вполне уравновешенного человека, подобных которому каждый из нас хоть раз в жизни встречал. Почему же такой человек не мог оказаться во главе Империи? Верно, что власть развращает и искажает человека; еще вернее, что к власти не приходят без компромиссов и не удерживают ее без потерь. Но бывает, что власть неожиданно, сама по себе сваливается на человека вполне сложившегося, укорененного в своей мудрости, имеющего свои привычки, изменить которые не хочет и не может: тогда уже власть приспосабливается к человеку. Сила Антонина, как и Марка Аврелия, была в том, что они ничего не домогались. Они получили должность — так они ее и будут исполнять.

Эта очень простая логика поможет понять, что знаменитое место из «Размышлений», где Марк Аврелий вспоминает об Антонине, нисколько не выдумано и совершенно правдоподобно. Оно закреплено и в предании, и в мраморе. Если принимать его буквально, оно становится магическим откровением, и мы лучше представим себе облик императора, поняв, что его — а как же иначе? — надо искать в чертах провинциального помещика, каким всегда и оставался Антонин. Если же правда, что Марк Аврелий невольно примерял эту похвалу на себя, то надо искать в ней и что-то из его автопортрета: дядя и приемный отец, рядом с которым он прожил с шестнадцати до сорока лет, делить мысли и решения которого ему было совсем не трудно, сформировал его отношение к миру и сильно повлиял на его нравственные представления об обществе. Где проходят границы для одного, там же и для другого. Они в одном и том же видят достоинство. Разница между ними только в культуре и, так сказать, в психофизическом балансе.

Силу свидетельства Марка Аврелия могло бы уменьшить волнение, с которым он восхваляет бесстрастие Антонина. Мы видим, как он перескакивает от одного качества к другому, мешает образцово высокое с образцово анекдотическим — а между тем целое не обескураживает, а убеждает. Нам хочется верить в существование этого образца порядочного человека. Теперь, когда он получил наследство, ничто не принуждало его платить долги, а подарки предшественникам императоры делали редко. Антонин воздержался от похвал Адриану, а тот был по меньшей мере равнодушен к памяти Траяна. Марк же Аврелий в самом деле хотел, чтобы мы разделили его искреннее восхищение, и ему это удалось.

«От отца нестроптивость, неколебимое пребывание в том, что было обдумано и решено; нетщеславие в отношении того, что считается почестями; трудолюбие и выносливость… умение когда нужно напрячься или расслабиться… Во время совещаний расследование тщательное и притом до конца, без спешки закончить дело, довольствуясь теми представлениями, что под рукой… предвидение издалека и обдумывание наперед самых мелочей… всегда он на страже того, что необходимо для державы; и при общественных затратах, словно казначей, бережлив; и решимость перед обвинениями во всех таких вещах; а еще то, что и к богам без суеверия и к народу без желания как-нибудь угодить, слиться с толпою: нет, трезвость во всем…» (I, 16).

К трем последним словам сводится дух эпохи. Во II веке они казались возвышенными. Трезвость или умеренность, moderatio была девизом Антонинов; они выбивали это слово на своих медалях именно потому, что оно нравилось большинству граждан, боявшихся возврата злоупотреблений властью. Мы еще увидим, к чему приводит чрезмерная трезвость, которая тормозит развитие общества. Но Империи, несомненно, нужно было пройти через период стабильности: ведь в великом консерваторе, который, по словам Марка Аврелия, не забыл его уроков и не любил «никаких новшеств», она узнала себя. Даже домоседство государя вошло в число добродетелей — не только потому, что позволяло экономить государственный бюджет (едва прикрытая критика Адриана), но и потому, что поддерживало умственную гигиену. Рядом с ним идут терпение, спокойствие и постоянство. Редко менять занятие, доводить начатое дело до конца, трудиться до вечера — биографы Марка Аврелия находят эти черты и у него, но дают понять, что Марку приходилось принуждать себя, а Антонин следовал своей природе. Вот почему слишком впечатлительный сын постоянно и как бы ностальгически обращался к слишком благодушному отцу.