Читать книгу - "Святослав - Александр Королев"

В целом, русы являются весьма любопытным для исследователя образованием. Они занимали территорию с центром в Киеве (когда-то – территорию полян, «утонувших» в потоке переселенцев из соседних земель, далеких и близких, славянских и нет), признавали «своими» еще несколько городов по течению Днепра (таких как «Милиниски» или загадочный «Немогард» Святослава) и противопоставляли себя платившим им дань славянам-«пактиотам». Отмечу, что русы чувствовали свою связь с полянами. Не случайно «Повесть временных лет» сообщает, что был период, когда древляне обижали полян. А затем летописец с явным удовлетворением описывает, каким унижениям подвергались древляне позднее и как их положение все более и более ухудшалось.

Но даже «Полянский» летописец отмечает «незаконность» поведения Игоря в древлянской земле, сообщая, что князь отправился к древлянам под давлением дружины, без малейшего повода и появление его сопровождалось насилием по отношению к «пактиотам». Не случайно и то, что древляне применили к Игорю позорную казнь, которой у различных народов с древности наказывались разбойники и прелюбодеи, а самого его позднее, во время переговоров с Ольгой, они именовали «волком» – так у славян традиционно именовался преступник, вор. Появление Игоря в их земле выглядело и в глазах древлян, и в глазах летописца авантюрой, грабежом, а не сбором дани. «Незаконность» поведения Игоря заметна и в том, что в земле древлян он появился лишь со своей дружиной, в то время как, согласно все тому же Константину Багрянородному, собирать дань со славян отправлялись все князья русов. Ни о каких иных промыслах этих князей царственный автор не упоминает. Судя по русско-византийскому договору 944 года, Игорь был всего лишь предводителем княжеского союза и сильно зависел от князей. Для заключения этого договора было необходимо, чтобы в его составлении приняли участие все русские князья, следовательно, только это условие служило основанием для требования его исполнения всеми князьями, их городами и живущими в них русами. Фактически договор заключен не только между русскими князьями, с одной стороны, и греками – с другой, но и между самими русскими князьями. Именно для этого понадобилось участие в заключении договора послов от каждого из них. Ссориться с этими князьями Игорю было ни к чему. Да и по отношению к дружине он поступил нехорошо, так как, отослав основную ее часть восвояси, остался с наиболее близкими людьми, желая собрать еще больше богатств.

* * *

Рассказ о событиях в земле древлян долгое время существовал в форме устных преданий. Летописец, излагая эти предания и допуская в своем рассказе противоречия, как будто о чем-то недоговаривает, а в картине, которую он рисует, оказывается слишком много «белых пятен». Тем более удивительно, что, не проясняя некоторые моменты своего повествования, составитель «Повести временных лет» (или, скорее, предшествующего ей летописного свода) в то же время вносит в него как бы «лишние» детали, еще более запутывающие текст. Одна из таких деталей – упоминание о богато разодетых «отроках» воеводы Свенельда. В самом факте их существования ничего необычного нет. Воеводы в древней Руси имели своих дружинников, независимых от князя и даже, возможно, враждебных дружинникам последнего. Сформировать собственную дружину в тогдашнем обществе было несложно. И любой дружинный вожак мог подняться по общественной лестнице на большую высоту. Тут можно вспомнить летописные истории о приглашении на княжение Рюрика с братьями, о захвате Олегом Киева и убийстве местных князей Аскольда и Дира. Примером приглашения постороннего вождя в правители, возможно, служит и история полоцкого князя конца X века Рогволда, пришедшего откуда-то «из-за моря». При этом никто не интересовался, кем были эти Олег, Рогволд или тот же Рюрик «за морем», тем более что знатную родословную можно было и выдумать. Весьма сложно определить правомерность употребления в отношении подобных безродных «бродяг» титула «князь». Для людей типа Рюрика, Олега или Рогволда, которых летописцы стремятся изобразить приходящими на Русь «с родом своим», главную ценность и основу их положения составляла не знатность, а поддержка «верной дружины».

В связи с этим стоит привести любопытный рассказ, содержащийся в исландской «Саге о Стурлауге Трудолюбивом Ингольвссоне», о гибели некоего Ингвара, конунга «на востоке в Гардах» (Руси), который примерно во второй половине IX – начале X века правил в Альдейгьюборге (Ладоге). К его дочери Ингибьерг сватался викинг Франмар, который на вопрос Ингвара о том, где находятся его «земли или подданные, большое богатство или слава», гордо ответил: «Я думаю все приобрести, если я породнюсь с тобой». Потерпев в этом своем предприятии неудачу, Франмар возвратился в Швецию, но через некоторое время вместе с конунгом Стурлаугом на трехстах кораблях вновь явился в Гардарику. «Когда они прибыли в страну, пошли они по земле, совершая грабежи, сжигая и паля везде, куда бы они ни шли по стране». Ингвар собрал войско, но в трехдневном сражении пал от руки Стурлауга. «Затем Стурлауг отдал в жены Франмару Ингибьерг, дочь конунга… Стурлауг отдал тогда во власть Франмара город Альдейгью и все то государство, которым владел конунг Ингвар, и дал ему титул конунга. Франмар теперь обосновался и правит своим государством, советуясь с лучшими людьми, что были в стране. От Франмара и Ингибьерг пошел большой род и много знатных людей». Рассказ этот не нуждается в комментариях – нищий авантюрист при поддержке приведенной им посторонней силы становится конунгом. Сходство с Рюриком, Олегом и Рогволдом замечательное.

Предводителя бродячей дружины делало князем приглашение городской общины на роль своего правителя или завоевание города самим этим «бродягой». В IX – середине X века княжеское достоинство на Руси определялось не только знатностью происхождения человека, но и тем, обладал ли он этим статусом фактически. Отражением этого представления, возможно, являются былины об Илье Муромце, в которых он спасает город (Чернигов или какой-нибудь другой) от врага (татар или, реже, литовцев), после чего горожане предлагают ему власть над ними. Между прочим, эти былины в одной любопытной детали сходятся с летописью. В «Повести временных лет» варяжских князей приглашают, чтобы те «владели» и «судили по праву», а в былинах спасенный богатырем город зовет его быть правителем (воеводой, князем или даже королем) и «суды судить да ряды рядить» (или «суды судить все правильно»). Воевода, в отличие от князя, не управлял городом, а был всего лишь предводителем бродячей дружины. Но в целом отличие князя X века от подобного вожака весьма условно. Не следует забывать и о том, что в те времена Русская земля еще не стала монопольным владением Рюриковичей. Князей, перечисленных в договоре 944 года, нельзя считать представителями одного рода. В договоре, правда, упомянуты степени родства некоторых из них по отношению к киевскому князю и друг к другу («сын Игоря», «племянник Игоря», «жена Улеба» и др.), но это как раз и свидетельствует о том, что не все в этом списке – родственники, иначе зачем было обозначать родство лишь некоторых из них. Пестрый этнический состав имен договора, пусть и при преобладающем скандинавском элементе, позволяет высказать предположение, что перечисленные в нем князья или их предки также явились когда-то в землю полян-руси во главе своих дружин. Такими же бродягами были, вероятно, и Свенельд с его «отроками».