Читать книгу - "Солдат Красной империи. Гуру из Смерша - Анатолий Терещенко"

Он вникал даже в специальные вопросы и давал прямые команды по ремонту танков. Без указания Л. Мехлиса на Крымском фронте не могли распределяться даже лошади и вооружение! Он правил любые, попадавшиеся ему на глаза приказы, часто ограничиваясь только литературным редактированием. Столь же энергично, сколь и поверхностно, он пытался решить и кадровые вопросы. Так, на Крымском фронте ему не понравился начальник штаба фронта генерал-майор Ф.И. Толбухин, будущий маршал Советского Союза. В начале марта в телеграмме И. Сталину он дал ему хамскую характеристику. За что получил от вождя настоящую отповедь…»

Такая оценка «из окопа», данная дилетанту-политработ-нику, могла принадлежать только наблюдательной, благоразумной, профессионально-цепкой личности.

Автору несколько раз доводилось встречаться в исторической литературе с текстом телеграммы недавно еще в войсках высокомерного, импульсивного и вдруг прозревшего и перепуганного Мехлиса, отправленной Сталину:

«Бои идут но окраинах Керчи, с севера город обходится противником. Напрягаем последние усилия, чтобы задержать противника. Части стихийно отходят. Эвакуация техники и людей будет незначительной, мы опозорили страну и должны быть прокляты».

Константин Симонов – поэт и писатель таких знаменитых вещей, как стихотворения «Жди меня…» и романа «Живые и мертвые», хорошо знавший капризную и сложную фигуру партийного комиссара, писал: «Мне рассказывали, что после керченской катастрофы, когда Мехлис явился с докладом к Сталину, тот, не пожелав слушать его, сказал только одну фразу – «Будьте вы прокляты!» и вышел из кабинета».

Это только внешние стороны катастрофы, внутренние пришлось пережить нашему герою.

* * *

Теперь автор решил раскрыть то, что Леонид Георгиевич не раз рассказывал своим ученикам, а потом поведал письменно. На вопрос о примерах в керченской трагедии он называл одни и те же события и ни разу не сбивался, не видоизменял канву увиденного своими воспаленными от жары и мороза, пыли и снега, зноя и мороза глазами. Значит, говорил правду. И это подкупало слушающих и читающих людей. Так пройдемся по дорогам крымского участка войны Леонида Георгиевича, на которых правда и только правда:

«В ноябре-декабре 1941 года высадился знаменитый Керченско-Феодосийский морской десант, перед которым стояла задача овладения Керченским полуостровом. Я в составе батальона из Тамани высадился в районе Керчи в декабре 1942 года. Замысел десанта основывался в расчете на внезапность. В значительной степени эти расчеты оправдались. При погрузке часть батальона разместилась на рыболовецкой шхуне, а мы – на барже, прикрепленной к шхуне тросом. Погода была сложная: ветер, легкий морозец – 3–4 градуса. Течением воды из Азовского в Черное море несло большое количество льдин, появилась опасность, что они могут побить борт и утопить судно. Но после отплытия я ощутил на барже запах дыма. Похоже на пожар! Я начал искать – в чем дело и обнаружил в трюме, откуда шел запах, группу военнослужащих, в основном грузин (из другой, не нашей части), которые прямо на ящиках с боеприпасами разожгли для согрева небольшой костер. Несмотря на достаточно бурный национальный протест, я потребовал прекратить эти, мягко говоря, опасные действия.

К Керчи мы подошли на рассвете. Никто нас, конечно, ни оркестром, ни цветами не встречал. К счастью для нас, для противника наш десант оказался неожиданным. Пирсов для швартовки наших судов не нашли, и мы прыгали в холодную морскую воду, доходившую до груди или до пояса, и спешно выбирались на берег. Было 3–4 градуса мороза. Керчь была очищена от врага…»

И дальше будут куски текстов, написанные словно на листах блокнота и вырванных для того, чтобы поведать потомкам неистлевшую правду о тех горячих по накалу днях с огнем, свинцом, осколками, жестокостями и канонадой, не обладающих здравым смыслом невиданной доселе войны.

* * *

Вот тексты из этих ЛИСТОВ:

«Запомнился такой трагический случай. Через несколько дней после освобождения Керчи мы шли с комиссаром батальона Ковальчуком в направлении Приморского бульвара. Немецкие самолеты бомбили город.

Мы к налетам привыкли и не обращали на них особого внимания. Немного не доходя до поворота на бульвар, я поднял голову и увидел падающую прямо на нас бомбу. Не говоря ни слова, я сильно толкнул комиссара в подворотню. Он упал, и рядом упал я. В это время разорвалась бомба, которая точно угодила в стоящий рядом четырехэтажный дом. Дом был разрушен. А в нем находился штаб десантно-морской части. Многие матросы и офицеры были убиты, многие ранены. Мы с комиссаром были сильно оглушены и легко контужены. Из дымящихся руин выскочил человек с обожженной головой. Одна его штанина была оборвана, на колене кровоточила большая рана, один глаз висел около носа. Он протянул к нам с комиссаром руки, прохрипел что-то вроде «помогите» и упал. В помощи он уже не нуждался…»

* * *

«При вступлении в город Керчь на центральной площади были обнаружены семь повешенных немцами партизан. Во рву под Багерово, в 8 километрах от Керчи, были найдены семь тысяч расстрелянных советских людей (в основном евреев)! Естественно, что я в числе других сотрудников (Иванов в то время был оперуполномоченным батальона. – Авт.) занимался поиском преступников, совершивших эти злодеяния…

Фронтовой быт… на позициях был очень тяжелый. Часто шли дожди. Никаких землянок не было. Все бойцы, включая командование батальона, находились в окопах по колено в грязи. Спать приходилось стоя, прислонившись к углу окопа. Месяцами были лишены возможности поменять белье или искупаться. Вшей было множество. Бывало, засунешь руку за воротник гимнастерки и на ощупь, не глядя, вытаскиваешь маленький катышек, состоящий из трех, четырех, пяти вшей… Потом бросаешь этот катышек из окопа в сторону немцев. С водой было плохо. Во фляги набирали дождевую воду, из воронок и клали туда для дезинфекции 2–3 таблетки хлорки… Здорово помогала и водка, которая выдавалась по приказу Сталина по 100 граммов ежедневно. Правда, мы пили по целой кружке. Водка хорошо дезинфицировала кишечник и помогала от всяких инфекций…»

* * *

«Наш батальон входил в состав 13-й стрелковой бригады…

В наступлении бойцы батальона проявили отвагу и мужество. Но противник вел интенсивный огонь всеми огневыми средствами. С большим трудом комиссару батальона и мне удалось поднять личный состав в атаку. В этот момент на наши позиции, по ошибке, обрушился огонь артиллерии и нашей бригады. Как впоследствии выяснилось, начальник артиллерии бригады был пьян и не мог управлять огнем. На следующий день он был расстрелян перед строем начальником Особого отдела бригады Нойкиным.

Наш батальон понес большие потери: около 600 человек убитыми и ранеными, причем до немецких позиций наши цепи так и не дошли…»

* * *

«8 мая 1942 года в наступление на нашем участке фронта перешли уже немецкие войска. Авиакорпус Рихтгоффена рано утром нанес мощный бомбовый удар на узком участке левого фланга нашего фронта. Был пасмурный дождливый день, казалось, все было смешано и уничтожено. В этот узкий участок немецкое командование пустило свои танки. Так как весь фронт по протяженности составлял всего 21 километр, то танки быстро вошли в тыл всего фронта, порвали линии связи, которые в большинстве своем были проводные…