Читать книгу - "Вольная вода. Истории борьбы за свободу на Дону - Амиран Урушадзе"

МЕСТА ДОНА. СТАНИЦА ЗИМОВЕЙСКАЯ

Ее дважды переименовывали и дважды переселяли. Судьба станицы Зимовейской — это судьба ее самых известных уроженцев. Здесь родился Степан Разин — предводитель самого крупного народного восстания в истории допетровской России. Здесь же появился на свет Емельян Пугачев — лидер Крестьянской войны 1773–1775 годов, выдававший себя за чудом спасшегося императора Петра III. В 1774 году Екатерина II повелела публично сжечь дом Пугачева. Пепел казненного дома развеяли и запретили строить на этом месте новое жилье. После поражения восстания станицу переименовали в первый раз, и она стала Потемкинской — в честь знаменитого екатерининского фаворита Григория Потемкина. Саму станицу перенесли на несколько километров южнее. Но мятежный дух словно перекочевал вместе с куренями. В 1867 году в Потемкинской родился Василий Генералов — революционер-народоволец, казненный в возрасте 20 лет за покушение на императора Александра III. Перед тем как в 1953 году воды Цимлянского водохранилища затопили десятки казачьих станиц, Потемкинскую во второй раз перенесли, а вслед за тем и переименовали в Пугачевскую.

Нехотя казаки поплелись дальше и уже на подступах к Есауловской получили повторное предупреждение. На этот раз дорогу им преградили пять казаков, которые объявили мартыновцам волю общего сбора пяти «бунташных» станиц: «Ни письменного, ни словесного ничего не принимать; на переселение казаки не пойдут, свои земли будут защищать кровью и разве одних малых детей сошлют на Кубань после их смерти» — так решение пятистаничного сбора передано в «Истории Кубанского казачьего войска» Федора Щербины.

Решимость казаков впечатлила Щербатова и Мартынова. Кроме того, по Дону носились слухи, что восставшие собираются идти походом на Черкасск, убить атамана Иловайского, а на его место поставить Рубцова. Все это убедило князя Щербатова в неизбежности прямого военного столкновения с мятежными донцами. На казаков рассчитывать не приходилось, многие из них разделяли убеждения Рубцова и в решительный момент могли изменить. Щербатов запросил подкрепления регулярными войсками у начальства — кавказского генерал-губернатора Ивана Гудовича.

Верховная власть также внимательно следила за событиями на Дону и оказывала Щербатову всяческую поддержку. 4 февраля 1794 года глава Военной коллегии Николай Салтыков писал Гудовичу: «Свирепство на Дону не только не укрощается, но час от часу становится жесточе и наводит сомнение в том даже, что вряд ли и подавшие списки станицы могут быть надежны… Важность сего происшествия неминуемо требует принять все меры к предупреждению дальнейшего зла, приведением в повиновение станиц, открытым образом противящихся. Для чего хотя и командированы уже полки Ростовский и Каргопольский карабинерные и Шлиссельбургский пехотный, но ежели надобно будет более и получите вы отзыв о том князя Щербатова, то без всякого медления, отрядя еще из пехотных один, или сколько нужно, прикажите как можно поспешнее следовать куда от князя Щербатова назначено будет и, состоя у него в команде, приказания его исполнять со всею точностью и без всякого противоречия; дабы зло сие, когда кроткими средствами не укрощено, то силою могло быть опровержено при самом его начале».

Известия о переброске значительных сил на подавление Донского восстания обсуждали самые влиятельные люди империи. Один из фаворитов Екатерины II граф Петр Завадовский писал российскому послу в Англии Семену Воронцову: «…у нас надеются, что дурь на Дону скоро пресечется: средства к тому вынудил гр. Н. И. (президент Военной коллегии Николай Иванович Салтыков. — А. У.) достаточной силы». Далее Завадовский давал общую характеристику политической будущности Дона: «…И я то слышал, что Мартинова (войсковой судья, генерал Дмитрий Мартынов. — А. У.) партия соперничествует Иловайскому; но сей стар, а Платов досуж и здесь знаком. Неудивительно, когда превозможет над простым и уже ослабевшим стариком». Конфиденты не подвели Завадовского: в самом конце XVIII столетия на Дону разразилась ожесточенная борьба нескольких дворянских коалиций за власть (подробнее об этом будет рассказано в главе 2).

Сосредоточив под своей командой 10 тысяч солдат и рассчитывая на резерв (Брянский пехотный полк начал спешный марш из Калуги на Дон), князь Щербатов той же зимой перешел в наступление. Пять восставших станиц могли совместно выставить не более 3 тысяч казаков. В Есауловской и других мятежных станицах не сразу узнали о кратном численном превосходстве правительственных отрядов. Рубцов планировал идти на Черкасск, а в случае, если регулярные войска пойдут на Есауловскую, встретить их на подступах к столице восстания и разбить. Но среди восставших не было главного — единства. Хотя казаки пяти станиц и выбрали общего военного вождя — есауловского атамана Загудаева, восставшие разделялись на небольшие отряды, которые действовали по своему усмотрению. Заручиться сколь-нибудь массовой поддержкой казаков из других станиц Рубцову, Загудаеву и их сторонникам не удалось.

В феврале 1794 года в восставших станицах уже знали о приближении крупной, хорошо вооруженной армии, вел которую опытный боевой генерал. Многие донцы засомневались. Зажиточные станичники покинули Рубцова и бежали в ранее замиренные станицы. Щербатов умело маневрировал, ему удалось блокировать восставших в отдельных станицах, не дать казакам объединить разрозненные силы, а затем взять мятежные селения по отдельности.

В шесть часов утра 24 февраля правительственные войска, отрезав Есауловскую со всех сторон, стремительно вступили в столицу мятежа. Рубцов понял, что оказался в безвыходном положении, и не стал сопротивляться. После падения Есауловской пятиизбянские и верхнечирские казаки, которые ранее преградили регулярным войскам путь в свои станицы, также сложили оружие.

Утром 11 августа 1794 года у пороховой казны (арсенала) Черкасска было очень людно. Столпившиеся казаки с волнением чего-то ждали. Особняком держалась группа в расшитых золотом мундирах, сопровождаемая внушительной охраной. Человек в центре принимал поздравления и выслушивал славословия в свой адрес. Было видно, что он вдоволь насытился подобными речами, а потому отвечал кратко, а чаще безмолвным кивком. Это был князь Алексей Щербатов — усмиритель казачьего бунта. Скоро на площадь вывели связанного человека. По толпе пробежало волнение: именно ради него все собрались. Это был есаул Иван Рубцов — государственный преступник и изменник, вина которого заключалась в том, что он хотел жить свободным донским казаком. В руках палача засвистел кнут. Рубцову достался 251 удар, а после казака заклеймили. Он потерял сознание и умер в тот же день около полуночи.