Читать книгу - "Я еще жив. Автобиография - Фил Коллинз"

Тем не менее Лонни Донеган считал нас кучей мусора. Король скиффла был первой в моей жизни поп-звездой, которую я встретил. Однажды он зашел к нам домой, чтобы увидеться с моей сестрой Кэрол – тогда она была профессиональной фигуристкой, и они каким-то образом познакомились. Я думал, что они встречались, или как минимум он хотел этого. Он послушал одну из наших репетиций, сидя на стуле в невероятно длинном меховом пальто. Он немного не вписывался в типичную атмосферу пригорода, равно как и его пальто. Но, когда ты король скиффла, как мне кажется, ты можешь делать и носить абсолютно все.

Донеган разносил нас в пух и прах. Особенно жестко он критиковал Энтони. Он спросил у нашего незадачливого басиста: «Петь ты тоже не умеешь?» Он не пошатнул его уверенность в себе, но подтвердил то, что мы с Ронни уже понимали. Энтони нравилась сама идея играть в группе, не более того.

Затем Донеган упомянул, что он вроде как искал барабанщика к себе в группу, и на секунду я представил себе блестящее будущее, ожидавшее меня, когда я смогу помочь продолжить революцию в музыке, которая, если посмотреть правде в глаза, уже оставила скиффл в прошлом. Но мне показалось, что он даже и не думал брать к себе в группу пятнадцатилетнего брата Кэрол, хотя бы потому, что я был слишком мал для их сумасшедшего графика концертов. Однако он посчитал, что я достаточно хорош, чтобы предложить подыскать мне группу, которая согласилась бы взять меня. Но, несмотря на весь его энтузиазм, ничего не вышло.

Спустя некоторое время Ронни навсегда прекратил играть на бас-гитаре, но мы с ним храбро и упорно продолжали свой путь. Мы стали лучшими друзьями на всю жизнь, хотя и оба были крайне вспыльчивыми. Мы нередко могли страшно поссориться, особенно если выпивали по парочке бутылок пива. Однажды в конце шестидесятых из-за моего кулака Ронни лишился одного зуба. Это не то, чем я горжусь, но я никогда ни с кем больше такого не совершал.

Будучи братьями по музыке, мы с Ронни пережили множество историй и приключений в течение последующих пятнадцати лет. В какой-то момент мы оба одновременно пробовались в Genesis. Позже, когда я записывал свой шестой сольный альбом – Dance Into The Light 1996 года, – я понял, что мне нужен второй гитарист, который смог бы аккомпанировать Дэрилу Стермеру, игравшему со мной долгое время. Я пригласил моего старого друга прийти на репетиции в Швейцарии.

К тому времени в моей группе были первоклассные музыканты из Лос-Анджелеса, блестяще владевшие ударными и игравшие довольно гладко. Ронни на тот момент был таким же, как и всегда: постоянно пьющим, курящим, частенько испускавшим газы неограненным алмазом. Скорый конфликт должен был быть неизбежен. Группа из Лос-Анджелеса объявила бойкот. Когда мы ехали на моей машине обратно в отель, они мне сказали, что Ронни «не подходил нам». Я возразил: «Или Ронни с нами, или я найду вам замену». Настолько я его любил и ценил его умения, музыкальность, не говоря уже о его чувстве юмора, которое было нам необходимо.

Через несколько недель Ронни полностью влился в коллектив, и наступила гармония; я верил, что она наступит. Я сказал своему старому другу: «Пока я в деле, ты не останешься без работы». Я всегда обращался именно к нему, когда мне нужен был гитарист. Такова крепкая душевная связь, выкованная в кузнице юношеской любви к музыке. Эта связь будет поддерживать меня в течение всех шестидесятых, во время окончания школы, репетиций и походов в пабы, клубы, выступлений на кемпингах и многого другого.

Когда наступил 1967 год, The Real Thing начинала распадаться. Тот дикий энтузиазм, овладевший нами в первые годы обучения в школе, превратился в серьезное стремление стать профессиональными танцорами и актерами, но для меня – в гораздо меньшей степени. Самоуверенный шестнадцатилетний парень был убежден, что впереди его ждало светлое будущее. Если честно, я тогда совсем не был уверен, что наша следующая трендам того времени группа прожила бы долго. Но даже если и так, я бы не был в ней так заинтересован. Однако я играл в ней, пока она окончательно не изжила себя, а затем я записывался с другими людьми. После успешной работы с ними я сумел попасть в большой джазовый мир шоу-бендов и биг-бендов. Тогда я серьезно увлекался музыкой Бадди Рича, Каунта Бэйси и Джона Колтрейна, поэтому такой путь вверх по карьерной лестнице казался для меня естественным. На закате своего творчества я играл в оркестре одной из лучших театральных постановок Лондона. Те актеры, с которыми я играл в «Оливере!», казались довольно счастливыми.

Повторюсь: это казалось логичным продолжением для меня. Но это значило, что я должен был научиться читать музыку с листа. Я вернулся к этому спустя некоторое время.

Ах, эта юношеская наивность. В 1967 году мне, шестнадцатилетнему, просто срывало крышу от Younger Than Yesterday и Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band – альбомов The Byrds и The Beatles соответственно. Эти альбомы сыграли важнейшую роль не только в истории рока, но и в моей жизни. Они были выпущены с разницей в пять месяцев, и моя жизнь уже не была прежней. Я стал собирать цветные постеры, покрасил всю свою спальню в черный – на тот момент она уже была полностью моей, так как Клайв покинул дом, чтобы жениться на Мэрилин (милой девушке) и сконцентрироваться на карьере профессионального мультипликатора, – и обклеил одну стену алюминиевой фольгой. Можно было легко распознать фрика на Хансворт-роуд, 453. Так как мне не сиделось на месте, я бы с радостью согласился поучаствовать в психоделической революции, если бы меня взяли. К сожалению, сначала мне предстояла важная встреча с коровой на ферме в Гилфорде.

Тогда я уже успел сыграть несколько ролей, будучи учеником старших классов в школе Барбары Спик. Роли мне предлагали частенько. От большинства из них я отказываюсь, к маминому большому сожалению. Но я решил взяться за работу в кино, которую мне предложили «Children’s Film Foundation» – поставщики неплохих фильмов для кинотеатров субботнего утра. Такой вид кинотеатров стал крайне популярным в середине шестидесятых – не в последнюю очередь потому, что родители могли там без опасения оставить детей и спокойно пойти по магазинам. «Ну и что с того, что короткометражный фильм назывался «Корова по имени Несчастье» и не совсем вписывался в рамки тяжелой психоделики? – думал я. – Ведь благодаря ему меня смогут увидеть на большом экране дети по всей стране. И я также смогу покупать тряпки в стиле милитари». К тому же у меня была главная роль – после коровы, разумеется.

Фильм снимался в Гилфорде, в котором забавным образом я буду проводить много времени спустя несколько лет, когда мы с Эриком Клэптоном будем жить за городом по соседству. Но в 1967 мне казалось, что Гилфорд находился далеко от Хаунслоу и представлял собой свиную ферму, ужасный запах которой я помню до сих пор.

В то ароматное «Лето любви»^[14] я быстро понял, что совершил ошибку, согласившись на главную роль в этом фильме. Это был фильм Children’s Film Foundation, ориентированный на то, чтобы по субботним утрам развлекать детей. Маленьких детей. Поэтому нам нужно было играть соответственным образом – как герои Энид Блайтон^[15]. Сюжет сводился к следующему: мальчик находит корову, мальчик теряет корову, мальчик находит корову. Мне нужно было явиться, увидеть, что происходит, развернуться и уйти. Но вместо этого я обживался с представителями крупного рогатого скота.