Читать книгу - "Наполеон. Голос с острова Святой Елены. Воспоминания - Барри Эдвард О'Мира"

Вы должны были монополизировать для себя всю торговлю с Китаем. Вместо того чтобы собираться воевать с китайцами, вам надо было вести войну со странами, которые стремятся торговать с ними. Вы не должны были допустить, чтобы американцы направили туда хотя бы один корабль. Вы отдали Батавию голландцам, которым, вслед за французами, вы должны, и это в ваших интересах, закрыть доступ в Индию. Голландцы поглощают большое количество чая, который должен доставляться вами. Первая и главная цель любой нации заключается в том, чтобы учитывать свои собственные интересы, особенно тогда, когда другая страна стремится чего-то добиться. После моего падения вы могли получить всё, что вам заблагорассудится, но в то время, когда другие страны приобретают себе территории, вы пренебрегаете вашими собственными интересами и даже забываете заключать договора, выгодные для вашей торговли. В результате вы терпите убытки и будете их терпеть. И уловки, к которым вы прибегаете, только отсрочат чёрный день».

25 сентября. Вечером, примерно в восемь часов, Наполеон послал за мной. Нашёл его в спальной комнате. Он пожаловался на слабую головную боль, а также на боли в правой щеке, которые он, по его словам, почувствовал сразу же после выхода в сад в результате воздействия сильного ветра, помешавшего ему находиться на свежем воздухе более пятнадцати минут. Он чувствовал некоторую тошноту и во время обеда практически не прикасался к еде. После того как я порекомендовал ему то, что считал полезным, он спросил меня (как это бывало и раньше), к какому типу темперамента, по моему мнению, принадлежит он и что необходимо делать, чтобы поддерживать его здоровье в хорошем состоянии.

Я ответил, что он по своему темпераменту принадлежит к такому типу людей, которым необходимо проявление большой активности; что он должен почти постоянно проявлять и физическую, и умственную активность; что без применения и умственной и физической активности, с моей точки зрения, он долго не сможет оставаться в добром здравии; что он из тех людей, которым необходимо много двигаться. «Вы правы, — ответил император, — такой образ жизни мне был необходим всю мою жизнь, необходим он мне и сейчас, а также будет необходим до тех пор, пока мой организм будет в состоянии работать. Тренировкой ума я занимаюсь почти ежедневно, благодаря тому, что я пишу и диктую. Тренировкой тела я бы занимался даже на этом острове, если бы не находился в руках этого палача. Но при существующей системе заниматься этим мне никогда не придётся. Я никогда не позволю себе отправиться по дороге, чтобы меня встретил часовой с оскорблениями, а если я сверну с дороги, то получу и пулю в грудь».

26 сентября. Встретился с Наполеоном в девять часов утра. Он пожаловался на болезненные ощущения в нижних конечностях. Его ноги, особенно левая нога, опухли, а на лодыжках при нажатии пальцем оставались ямки. Он не чувствовал никакого аппетита. Иногда были приступы тошноты. Дёсны — рыхлые. Я рекомендовал ему, в дополнение к физическим упражнениям, продолжать есть в большом количестве противоцинготные овощи. Он не стал принимать лекарство, которое я ему посоветовал, но не по причине какого-то страха перед ним или из-за его горького вкуса, но потому, что считал, что чем больше человек принимает лекарств, тем больше привыкает к ним. «Примите однажды дозу лекарства, — заявил он, — и, по всей вероятности, потом вы будете принимать их сотнями».

Затем он в моём присутствии съел свой завтрак, состоящий из трёх редисок, небольшого поджаренного ломтика хлеба, кусочка масла и маленькой чашки кофе с молоком.

28 сентября. Встретился с Наполеоном в одиннадцать часов утра. Он был почти в таком же состоянии, как и вчера. Лодыжки — отёчные; аппетит — плохой; после вчерашнего завтрака ничего не ел. Его тело стало настолько чувствительным к внешнему воздействию даже лёгкого ветра или слабого холода, что они вызывали у него простудные и ревматические осложнения. Я предложил пригласить к нему для консультации д-ра Бакстера, обосновывая своё предложение тем, что, когда такое влиятельное лицо, находящееся в таких специфических условиях, испытывает хотя бы малейшее недомогание, то вполне разумно воспользоваться первым же представившимся медицинским советом.

Наполеон ответил: «В этом нет никакой необходимости. Если собрать вместе всех медицинских коллег Франции и Англии, то они дали бы точно такой же совет, как и ваш, а именно: заниматься верховой ездой. Я знаю сам не хуже любого врача, что именно мне нужно. Мне необходимы физические упражнения. Вызов Бакстера ко мне означал бы то же самое, что и направление врача к человеку, умирающему от голода, вместо того чтобы дать ему кусок хлеба. Я не возражаю против того, чтобы вы ознакомили Бакстера с моим состоянием здоровья, если вы захотите сделать это. Но я уверен в том, что он скажет, что мне необходимы физические упражнения. До тех пор, пока действующая система будет оставаться в силе, я никогда не стану ездить на лошади по указанной мне дороге».

Когда же я опять стал настаивать на своём, он спросил: «Что, вы хотите, чтобы меня остановил и оскорбил часовой, как он поступил несколько дней назад с госпожой Бертран в десять минут седьмого вечера, когда ещё не зашло солнце? Если бы я был на её месте, то то же самое случилось бы и со мной, так как часовой имел указания останавливать всех. Для губернатора представилась бы блестящая возможность написать об этом в Лондон, где в витринах магазинов для продажи эстампов выставили бы карикатуру на Наполеона Бонапарта, остановленного у ворот Лонгвуда часовым, нацелившим своё ружьё в мою грудь. Лондонцы посмеялись бы от души. До тех пор, пока все проблемы не будут решаться так, как они решались во времена адмирала Кокбэрна с одобрения его правительства, или пока они не будут решаться подобным же образом, я отказываюсь пользоваться верховой прогулкой.

Законопроект, принятый парламентом, совершенно ясен; он не подлежит никаким изменениям, за исключением тех, которые приняты в соответствии с приказами принца-регента и Тайным советом и подписаны принцем-регентом или лордом Ливерпулем, но не лордом Батхерстом. Я считаю, что все ограничения, не введённые ими, равны нулю. Конечно, силой можно добиться всего, и для того чтобы избежать возможности быть оскорблённым, я вынужден уединяться и не покидать дом. До тех пор, пока я со всей достоверностью не узнаю, какие действительно введены ограничения и кто именно их ввёл, я не буду показываться вне дома и не стану мишенью капризов моего врага. Тем, что он запретил мне разговаривать с людьми, которых я мог встретить во время моих прогулок, он нанёс мне величайшее оскорбление. Это правда, что впоследствии он отменил это ограничение; но если он властен вводить те ограничения, которые ему заблагорассудится, то он вполне может вновь ввести его под каким-либо предлогом. Для человека, который властен поступать так, как ему нравится, недостатка в предлогах никогда не будет. Духовные ограничения для человека, подобного мне, находящегося в заключении, имеют тот же самый эффект, как и железные цепи на ногах рабов, заключённых на галерах. Физические ограничения вводятся для грабителей и рабов на галерах. Духовные ограничения вводятся для людей образованных. В полку нет ни одного младшего лейтенанта, который бы вышел из лагеря, если бы он был подвергнут ограничениям, которым подвергнут я.