Читать книгу - "Катынь. Современная история вопроса - Владислав Швед"

Впоследствии сообщения об акциях «пулеметного возмездия» из официальных сводок исчезли, но о продолжающейся практике «в плен не брать» свидетельствовали очевидцы, как с польской, так и советской стороны. Бывший участник военных действий в 1920 г. известный польский историк Марцелий Хандельсман в своих воспоминаниях писал: «Нужно было прибегать к неслыханным уговорам, чаще всего к хитрости, чтобы спасти пленного-китайца. Комиссаров живыми наши не брали вообще». Участник войны Станислав Кавчак вспоминал, что командир 18 пехотного полка Дмуховский вешал всех комиссаров, попавших в плен (http// vit2ne.ru/nvk/forum/0/archive/983/983973.htm).

Красноармеец Д.С.Климов после возвращения из плена рассказал, что в августе 1920 г. среди взятых в плен красноармейцев в районе местечка Цеханова ходил польский генерал, хорошо говоривший по-русски, и: « спрашивал бывших царских офицеров, когда отозвался Ракитин…он его застрелил из револьвера. Комполка, коммунист Лузин остался жив только благодаря тому, что в барабане револьвера генерала больше не было патронов» (Красноармейцы… С. 528).

В августе 1920 г. в деревне Гричине, Минского уезда после длительных истязаний и издевательств, взятые в плен красноармейцы были так бесчеловечно расстреляны, «что некоторые части тела были совершенно оторваны» (Красноармейцы… С. 160). Как показал красноармеец А. Честнов, взятый в плен в мае 1920 г., после прибытия их группы пленных в г. Седлец все «партийные товарищи в числе 33 человек были выделены и расстреляны тут же» (Красноармейцы… С. 599).

Следует отметить крайний антисемитизм в польской армии и лагерях. При захвате в плен евреи, наряду с политсоставом Красной Армии, расстреливались в первую очередь. Так, бежавший из польского плена красноармеец Валуев сообщил, что 18 августа 1920 г. во время пленения под г. Новоминском из состава пленных были отделены командный состав и евреи. « Один комиссар еврей был избит и тут же расстрелян» (Красноармейцы… С. 426).

Бывший военнопленный И.Тумаркин свидетельствует о том, что при взятии его воинской части в плен 17 августа 1920 г под Брест-Литовском, поляки «начали рубку евреев» (Красноармейцы… С. 573). Тумаркин спасся тем, что выдал себя за русского Семенова.

В августе 1920 г. близ станции Михановичи штаб-ротмистр Домбровский устроил экзекуцию над пленными красноармейцами. От смерти их спас привод «хорошо одетого еврея по фамилии Хургин из местечка Самохваловичи, и хотя несчастный уверял, что он не комиссар… его раздели догола, тут же расстреляли и бросили, сказав, что жид недостоин погребения на польской земле» (Красноармейцы… С.160—161).

Яков Подольский, культработник РККА, попавший в плен весной 1919 г. и прошедший все круги ада польского плена, в своих воспоминаниях « в польском плену, записки», опубликованных под псевдонимом Н.Вальден в 1931 г. в № № 5 и 6 журнала «Новый мир» пишет, что его несколько раз пытались расстрелять, как еврея. Спасло Подольского то, что он сумел выдать себя за татарина.

Бывший узник польских лагерей Лазарь Гиндин, служивший до пленения старшем врачом в 160-ом полку, 18-ой дивизии, 6-ой армии советского Западного фронта в 1972 г. в своих воспоминаниях рассказывал, что поляки, прежде всего «выискивали среди пленных жидов и комиссаров. За выданных обещали хлеб и консервы. Но красноармейцы не выдавали ». Гиндин также спасся лишь потому, что ночью осколком стекла успел сбрить бороду, а «врача Каца избили до полусмерти за еврейскую внешность» (http://www.krotov. info/library/k/krotov/lb).

Уже упомянутый Николай Николаевич Воронов в мемуарах «На службе военной» (М.: Воениздат, 1963) довольно подробно описывал ужасы польского плена. Плен начинался с того, что поляки предлагали выдать комиссаров и коммунистов. Воронов был свидетелем того, как какой-то красноармеец выдал своего комиссара, которого тут же расстреляли на глазах у всех. В артбатарее Воронова предателей не нашлось, благодаря этому он остался жив.

Проблему пленных советских офицеров и политработников поляки в 1920 г. решали быстро и безжалостно – расстрелом на месте . После этого утверждения польской стороны о том, что НКВД, расстреляв пленных польских офицеров, совершил акт неслыханного в мировой истории вандализма, кажутся издевательскими.

О том, что бессудные расстрелы пленных в польской армии не считались чем-то экстраординарным и предосудительным свидетельствует то, что их исполнители свои «подвиги» не скрывали . О массовости применения практики «пулеметного возмездия » свидетельствует июньская 1920 г. запись дневнике личного секретаря начальника Польского государства и Верховного главнокомандующего Ю. Пилсудского Казимежа Свитальского. Он писал, что деморализации Красной армии и добровольной сдаче в плен ее военнослужащих мешают «ожесточенное и беспощадное уничтожение нашими солдатами пленных», особенно в Белоруссии. Какие либо свидетельства о том, что по фактам бессудных расстрелов в действующей польской армии проводилось служебное или уголовное расследования отсутствуют.

Польские и некоторые российские историки навязывают мнение о том, что жестокость поляков в войне 1919—1920 гг. была вызвана жестокостью красноармейцев по отношению к пленным полякам. При этом ссылаются на сцены насилия, описанные в дневниках И. Бабеля, послужившие основой для романа «Конармия».

Однако Исаак Бабель в своих дневниках не приводит факты безжалостной расправы с пленными поляками, но ни одного факта нечеловеческой жестокости большевиков. Таких как «выкалывания польским пленным глаз, отрубания пальцев, сдирания кожи, закапывания и замуровывания живьем» . Но обратимся непосредственно к дневникам Бабеля. Вот что там написано о расправах с польскими пленными.

«18.8.20. Два голых зарезанных поляка с маленькими лицами порезанными сверкают во ржи на солнце.

… Он делает вид, что не слышит, едет дальше, выстрел, полячок в кальсонах падает на лицо и дергается. Жить противно, убийцы, невыносимо, подлость и преступление.

… Гонят пленных, их раздевают, странная картина – они раздеваются страшно быстро, мотают головой, все это на солнце, маленькая неловкость, тут же -командный состав, неловкость, но пустяки, сквозь пальцы. Не забуду я этого «вроде» прапорщика, предательски убитого.

… Впереди – вещи ужасные. Мы перешли железную дорогу у Задвурдзе. Поляки пробиваются по линии железной дороги к Львову. Атака вечером у фермы. Побоище. Ездим с военкомом по линии, умоляем не рубить пленных, Апанасенко умывает руки. Шеко обмолвился – рубить, это сыграло ужасную роль.

Я не смотрел на лица, прикалывали, пристреливали, трупы покрыты телами, одного раздевают, другого пристреливают, стоны, крики, хрипы, атаку произвел наш эскадрон, Апанасенко в стороне, эскадрон оделся, как следует, у Матусевича убили лошадь, он со страшным, грязным лицом, бежит, ищет лошадь. Ад. Как мы несем свободу, ужасно. Ищут в ферме, вытаскивают, Апанасенко – не трать патронов, зарежь. Апанасенко говорит всегда – сестру зарезать, поляков зарезать…