Читать книгу - "Красная армия. Парад побед и поражений - Юрий Мухин"

– Да, именно так. Согласен во всех отношениях. Видите ли, я лично подхожу к этому делу следующим образом: парашютисты являются новым родом войск, как, например, артиллерия, кавалерия и т. д., это совсем иной род войск, задача которых заключается в том, чтобы ударить с тыла. Этот род войск действует в тылу и поэтому вызывает соответствующую реакцию у населения и в армии, их считают шпионами.

– В России тоже так практикуется?

– Если кого-то считают на что-то способным, то следует также оценивать и свой образ действий.

– Мы действуем в отношении вас так же, как и вы в отношении нас. В Смоленске имели место следующие факты: вам должно быть известно, что когда ваша авиация бомбила Смоленск, а наши пожарные тушили пожары, то ваши стрелки-парашютисты открыли по пожарным огонь. Думаю, что русские парашютисты поступили бы точно также, это же война.

– В России мы еще не использовали парашютистов. А вы использовали уже кого-либо из знаменитых 200 000 парашютистов, которые у вас якобы имеются?

– Наши парашютисты почти не используются на Восточном фронте.

– Как же это можно увязать с теми 200 000 парашютистов, которые введены в бой?

– 200 000? Вы спрашиваете меня, значит, как обстоит дело с теми 200 000 парашютистов, которые имеются у нас в Советском Союзе? Я не могу этого сказать, так как с 22.6 я не имею никакой связи с Москвой, ибо я уехал в армию, в мою 14 танковую дивизию. С тех пор я прервал всякую связь, так что я не знаю, что делают парашютисты, что они за это время предприняли. Могу только сказать, что я не знаю. Если они существуют, если они имеются, то они введены в действие, это их задача, вы сами знаете.

– Но раньше ведь у вас говорили: из страха перед пленом красноармейцы лучше застрелятся.

– Я должен высказаться по этому вопросу откровенно; если бы мои красноармейцы отступили, если бы я увидел, что моя дивизия отступает, я бы сам застрелился, так как отступать нельзя.

– Почему же солдаты покинули его?

– Нет, это были не мои солдаты, это была пехота.

– Знал ли он, что, согласно международному праву, с пленным солдатом в гражданской одежде предусматривается совершенно иное обращение, чем с солдатом в военной форме?

– Зачем он надел гражданскую одежду?

– Я скажу вам почему: потому что я хотел бежать к своим, а если бы меня заподозрили в том, что я имел намерение заниматься шпионажем, то для этого я ведь должен был знать немецкий язык.

– Известно ли ему о приказе, в котором говорится, что, если солдату грозит опасность быть взятым в плен, он должен обеспечить себя гражданской одеждой?

– Видите ли, мне известно только, что все те, кто после этого окружения разбежались, начали переодеваться, и я тоже дал себя уговорить это сделать.

– В каких сражениях вы участвовали?

– 6.. 7… к вечеру 6-го, 14-я танковая дивизия примерно в 30 км от Витебска, значит, 14-я танковая дивизия, 18-я танковая дивизия и 1-я мотомехдивизия, то есть весь седьмой корпус.

– С какого года он в армии?

– В Красной армии я с 1938 года, я учился в артиллерийской академии.

– А теперь он кадровик?

– Да, да, да.

– В каком бою он впервые участвовал?

– Я забываю это место, это в 25–30 км от Витебска, у меня не было с собой карты, у нас вообще не было карт. Карт у нас не было.

– У офицеров тоже нет карт?

– Все у нас делалось так безалаберно, так беспорядочно, наши марши, как мы их совершали, организация была у нас вообще безалаберной.

– Как это следует понимать?

– Понимать это надо так: все части и моя часть, считавшаяся хорошей… Вы спрашиваете, значит, как следует понимать, что организация была плохая? Дивизия, в которую я был зачислен и которая считалась хорошей, в действительности оказалась совершенно неподготовленной к войне, за исключением артиллеристов, потому что переходы совершались плохо, сплошная неразбериха, никаких регулировщиков, ничего, это первое; во-вторых, вы уничтожали бронемашины по частям.

– А как это отражалось на командовании?

– Оно никуда не годится (почему?), потому что оно отсиживалось в лагерях, вот и все, так было целых три года. Переходы совершались не больше чем на 30 км, к тому же один-два раза в год.

– Каково вооружение армии, отдельных родов войск?

– С моей точки зрения, армия хорошо вооружена, только не умеют использовать это вооружение, да, именно так и есть. Вы уничтожали нас по частям, а не в целом. Если бы корпус был организован как единое целое и действовал так же слаженно, как у вас, тогда была бы совсем другая картина.

– Как поступало пополнение?

– Скажу вам откровенно: вся дивизия была брошена как пополнение.

– А когда эта дивизия вошла впервые в соприкосновение с немецкими войсками?

– Это было 5-го, 6-го, 7-го. 6-го велась разведка боем, которая обошлась нам очень дорого, и все же 7-го вы должны были проиграть сражение, но ваша авиация мешала и разбила нас.

– Когда была рассеяна дивизия?

– 7-го она была разбита, ваша авиация разбила ее. Я едва остался жив, и этим я должен быть благодарен исключительно вашей авиации.

– Понесла дивизия большие жертвы?

– Мы потеряли 70 % танков, 70 или 60 %, от 60 % до 70 %.

– Сколько же всего танков имела дивизия?

– Видите ли, она не была полностью укомплектована, старые танки еще не были заменены новыми, но новые уже были.

– А сколько их примерно было?

– Мы считали, что примерно 250 танков, точно я не могу вам сказать. Организацию я знаю, но точно я этого не могу сказать. Было больше 200 танков, 250–300, примерно так.

– А в чем причина плохой боеспособности армии?

– Благодаря немецким пикирующим бомбардировщикам, благодаря неумным действиям нашего командования, глупым действиям, идиотским, можно сказать, потому что части ставили под огонь, прямо посылали под огонь.

– Кто отвечает за руководство боем: командир полка, высший командир или политический комиссар? Ведь в Красной армии имеются политические комиссары?

– Первым лицом является, конечно, командир, а не комиссар, не комиссар, нет-нет, первым лицом является командир. До прошлого или до позапрошлого года командир и комиссар были уравнены в правах, но затем пришли к выводу, что должен быть один хозяин, а не два, один должен быть, потому что 2 равноправных командира раздражают друг друга, мешают друг другу, поэтому хозяином считался командир, а комиссар его помощником. Один должен быть, а не два.

– Теперь стало известно, что как раз за последние дни произошло изменение, политические комиссары снова имеют повышенные полномочия, причем те же самые полномочия, которые они имели во время революции.