Читать книгу - "Войны и кампании Фридриха Великого - Юрий Ненахов"

Когда Фридрих начал перебрасывать на свой правый фланг войска, Броун неожиданно перешел в наступление и прорвал правый фланг пруссаков. «Русская пехота вслед за тем ударила в штыки и вновь (как и на правом фланге) опрокинула прусскую инфантерию. Завязался отчаянный бой. Но русские принуждены были отступить и попали в болото, где не было возможности ни построиться, ни защищаться. В то же время наша кавалерия овладела другой батареей и с таким диким воплем и силой бросилась на левую колонну, что неприятель с ужасом побежал к Вилькерсдорфу и передал свой панический страх другим полкам до самого прусского центра. Перевес был на русской стороне, и судьба сражения решалась». Солдаты Обсервационного корпуса начали преследование бегущего неприятеля.

«Но вдруг Зейдлиц с отчаянием бросается на нашу кавалерию, смешивает ее, опрокидывает и гонит». После поражения русской конницы кирасирские шеренги Зейдлица вместе с самим королем врубились в ряды пехоты Фермора, однако пехотинцы, пропустив их сквозь образовавшиеся бреши, вновь сомкнули ряды. В то же время прусская пехота пробилась в наш центр и, ударя на левое крыло во фланг, потеснила его прямо на свою кавалерию. Здесь повторилась сцена прошедшего утра. Граф Чернышев и генерал Браун со своими гренадерами показывали чудеса храбрости. Воспользовавшись расстройством потерявшего порядок Обсервационного корпуса, Зейдлиц, который уже перешел на свой правый фланг, нанес еще один удар, подобный тому, который несколько раньше выдержали гренадеры русского правого фланга. Но в отличие от своих товарищей солдаты привилегированного шуваловского корпуса не выдержали атаки конницы и бежали. «Наконец, русские были разбиты и только немногие бежали и скрылись в близких болотах и лесах». Это произошло из-за грубейших нарушений дисциплины на поле боя: солдаты начали разбивать бочки с вином и грабить полковые кассы.

Мушкетер пехотного полка принца Франца Ангальт-Дессауского (1759 год). Мундир синий с красными фалдами и обшлагами. Пуговицы желтые, петлицы белые. Жилет, панталоны, штиблеты белые. Галстук, манишка, кожаная амуниция — как в остальной пехоте. Погоны синие. Шляпа с белым галуном, белыми кисточками по углам и белой кистью. Темляк белый с кроеными гайками и кистью.

Преследуя шуваловцев, конница Зейдлица вскоре натолкнулась на стоявшие в полном порядке полки центра и правого фланга, которые, несмотря на многократные атаки пруссаков, выстояли и тем самым спасли армию от поражения. Прусскую же пехоту, бежавшую после атаки корпуса Броуна, командирам так и не удалось собрать и бросить в поддержку Зейдлицу.

Сделался ужасный беспорядок: русские и пруссаки, кавалерия и пехота, — все смешалось в кучу. Ружейный огонь замолк, дрались один на один, били друг друга прикладами, кололи штыками, рубились на саблях. Ни одна сторона не уступала, ни одна не давала пощады. Напрасно и русские, и прусские генералы старались водворить порядок, прекратить рукопашный бой и разнять сражающихся, чтобы продолжить «правильное» сражение. Никто их не слушал. Страшная пыль, запекшаяся кровь и пороховой дым еще более обезображивали лица, и без того искаженные злобой и остервенением. Сам Фридрих был увлечен в середину свалки. Солдаты узнавали его только по голосу. Около него пали все его адъютанты и пажи, лишь «над его венчанной головой носился щит спасительного Провидения». Окруженный своими кавалеристами, Фридрих весь остаток дня провел сражаясь в самой гуще расположения русских — только к вечеру ему вместе с конницей Зейдлица удалось пробиться обратно.

И только ночь положила предел страшному убийству. С обеих сторон ударили отбой. Оба войска в беспорядке стали собираться на свои места, оба предводителя, и Фридрих, и Фермор, почитали себя победителями. Пушки с обеих сторон были оставлены на поле битвы и никто их не убирал. Всю ночь войска оставались под ружьем. Фридрих отодвинулся только вправо, к деревне Цихтер, и переменил позицию, русские только повернулись поперек поля, чтобы обернуть к нему фронт. К концу сражения расположение обеих армий развернулось на 90 градусов к первоначальному. С рассветом снова началась канонада. Все предвещало продолжение битвы, но недостаток боевых снарядов у пехоты и чрезвычайная усталость кавалерии делали всякое новое предприятие невозможным. Под обоюдными выстрелами армии противников собирали и приводили в порядок свои полки.

Обе стороны понесли страшный урон. Русские потеряли 22 600, из них 13 тысяч убитыми и 3 тысячи пленными — до 54 %. Больше всего пострадал не выдержавший флангового удара кавалерии, рассеянный и порубленный Обсервационный корпус, который был практически уничтожен — из 9143 человек его состава в строю сталось только 1687. Пруссаки овладели 95 пушками, 30 знаменами и большей частью нашего обоза. Значительно поредело и высшее командование: из 21 генерала 5 были взяты в плен, а 10 — ранены^[51].

И здесь нельзя не отметить следующего обстоятельства. Как при Гросс-Егерсдорфе, так и при Цорндорфе проявились, с одной стороны, мужество и стойкость русских солдат, отмечавшиеся многими иностранными наблюдателями, а с другой — почти полная непригодность и беспомощность русского командования. Решение Фермора об атаке прусского авангарда было последним распоряжением главнокомандующего. К моменту атаки Зейдлица на правый фланг Фермор, который им командовал, покинул поле боя, укрылся в деревне Куцдорф, находившейся в тылу русских войск, и появился на командном пункте лишь вечером, когда пехота отбила все атаки прусских кирасир и драгун. Д. М. Масловский, взвесив все «за» и «против», писал: «…в заключение боя на правом фланге должны категорически признать, что главнокомандующим решительно ничего не сделано, чтобы восстановить порядок в войсках после отступления Зейдлица, и тем более несомненно его совершенно безучастное отношение к ходу боя на левом фланге. Распоряжения Фермора мы встречаем значительно позднее, уже после подобной же катастрофы на крайнем левом фланге, в войсках Обсервационного корпуса». Иначе говоря, Фермор в самый ответственный момент сражения бросил армию на произвол судьбы. В то время как Фридрих управлял войсками, удерживая все время инициативу и перебрасывая в нужную точку сражения свои силы, русские фланги действовали обособленно, отсутствовала элементарная координация действий всех родов войск и управление армией со стороны главнокомандующего.

Вместе с Фермором трусливо бежали генерал князь Александр Михайлович Голицын, служивший в русской армии волонтером сын короля Августа III принц Карл Саксонский, австрийский барон Сент-Андре, генерал-квартирмейстер Герман и секретарь Фермора Шишкин. Впоследствии императрица Екатерина Великая писала, что «Принц Карл один из первых обратился в бегство, и как говорили, до такой степени простирал свою трусость, что счел себя безопасным только в Ландсберге».