Читать книгу - "Отряд особого назначения. Диверсанты морской пехоты - Макар Бабиков"

Снятые тогда Ляхом Леонов, Никандров, Барышев, Агафонов, Каштанов, я и еще некоторые разведчики провоевали на севере до конца войны, а часть из нас и сегодня здесь, на востоке, опять столкнулась с коварной морской стихией и напрягает силы, чтобы не поддаться ей. Вспомнив эту давнишнюю историю, я хотел бы и сегодня отвесить земной поклон Герою Советского Союза капитану первого ранга Борису Митрофановичу Ляху.

XIII

Берем второй катер на буксир и продолжаем идти к своим берегам. Путь этот кажется сейчас куда длиннее, чем тот, которым шли в Начжин. Идти теперь очень трудно. Не только потому, что скорость мала от неисправных двигателей, но и оттого, что на буксире второй катер. Течь не уменьшается. Помпы работают на полную мощность, но не успевают откачивать поступающую забортную воду. Несколько матросов, вооружившись ведрами, отливают ее из машинного отделения и через люк кормового отсека вручную. Осадка увеличилась до опасной полосы.

Старшине Асмановцу не приходится подгонять своих мотористов, они сейчас как доктора, которые шприцем вспрыскивают спасательное лекарство, доводят, дотягивают барахлящие двигатели. Все встревожены, лица посуровели, ни шуток, ни смеха. Каждый действует расторопно, сам ищет выход, не отвлекая расспросами ни командиров, ни товарищей.

Соколов и Леонов с ходового мостика следят за людьми, распоряжаются ими. Несколько человек по секторам ведут наблюдение за морем. Превозмогающему боль Лопатину помогают Кожаев и Калаганский. Они исправили повреждения радиоаппаратуры, и удалось снова установить двустороннюю связь с базой. Командованию донесли о взрыве мины, о повреждениях и потерях, сообщили, что добираемся до базы своим ходом.

На втором катере опытный боцман главный старшина Шумилов залатал мелкие пробоины в носовой части, течь уменьшилась, откачка воды из форпика пошла быстрее, и катер выровнялся, дифферент на нос стал незаметен. Но двигатели пока молчат. Катер тот совсем не боеспособен, скорости нет, пулеметов лишился, в случае появления противника с воздуха или на море он представляет собой беззащитную мишень. Только под охраной катера Соколова его можно довести до базы. Так вот, полузатонувшие, идем около часа, буксируя второй катер и откачивая воду.

Наконец, мотористам, которые с полуслова понимают своего главного старшину Чанчикова, удается исправить на том катере один мотор. Корабль обретает свой ход. Отдан буксирный конец, и катера, сблизившись всего на полкабельтова, небольшим уступом, со скоростью не более десяти узлов продолжают двигаться к своему берегу. Не только экипажи кораблей, но все десантники противоборствуют воде, откачивая ее и насосами, и ведрами. Разведчики помогают боцману приводить в порядок пулеметы и боезапас. Наши механики Горнышев, Дараган и Овчаренко вместе с Чанчиковым возятся у заглохшего мотора. Остальные мотористы не спускают глаз с работающего двигателя. Никто и не помышляет об отдыхе. Все другое забыто, одно стремление у всех: спасти катера, добраться до базы, перебороть это море, которое прямо-таки тянет корабли в свою пучину.

Потому-то моряки крутятся сейчас на верхней палубе и в отсеках проворно и ловко, на отливе воды мелькают челноком. Что спасение от гибельной морской пучины не придет само собой, со стороны, и ради жизни надо держать корабль на плаву — это каждый разумеет сам. Но недолго и до беды: случись еще что, начни вода прибывать быстрее, чем ее откачивают, — и корабль окажется во власти моря. Самое страшное — если экипаж растеряется. Считай, что все пропало. Многое в такие минуты зависит от бойцов, но многое — и от воли командира, его выдержки и хладнокровия.

И надо отдать должное Сергею Николаеву — он сумел передать матросам твердость своего духа. Без суеты, крика и брани отдавал команды. Ему постоянно докладывали, какова осадка у катера, сколько оборотов дает двигатель, когда исправят второй мотор. Командир ни на минуту не мог оставить свое место на ходовом мостике, ему приходилось следить за курсом, наблюдать за обстановкой, распоряжаться матросами и старшинами, прикидывать, что и как делать при встрече с неприятельскими кораблями.

Но надо было кому-то быть с людьми, возле них, работать с ними бок о бок, улавливать их тревогу и наблюдать за настроением. И тут точно к месту пришелся наш замполит. На таких малых кораблях по штату не полагается иметь политработника. Иван Иванович сразу оказался как раз на том месте, где и был нужен. Он не произносил громких слов, да они и не были нужны. Шутку в такую минуту тоже не примут, тут не до смеха. Но и постную физиономию людям показывать нельзя. Лучше всего быть вместе с людьми, локоть в локоть с ними, сообща делать горячее дело. И он поспевал и к мотористам, и к торпедистам, побывал у радистов и поперекидывал ведра при откачке воды.

В свое время, еще на севере, когда Леонов стал командиром отряда, потребовалось подобрать ему заместителя по политчасти. Командованию надо было сделать сложный выбор. В отряд предстояло послать такого политработника, в натуре которого сочетались бы качества и командира и комиссара. Нужен был такой офицер, который бы вошел к разведчикам сразу как в свою семью, чтоб они его признали. А в жизни отряда однажды был такой замполит, который не обладал силой воли, стойкостью характера, смелостью, необходимой для политработника в особом разведывательном отряде. И командование вынуждено было вскорости перевести его в тыловое подразделение. Разведчики, не отличавшиеся кротостью нрава и мягкостью характеров, почитают такого замполита, которого они увидят в деле, оценят в боевой схватке. К такому они потянутся сердцем и полюбят всей душой. Надо было подобрать офицера с твердым характером, чтобы он мог умерить излишнюю показную вольность и браваду у бойцов не только молодых, но и у некоторых опытных и заслуженных.

Военный совет флота назначил в отряд лейтенанта Гузненкова. Нелегко пришлось ему у разведчиков с первого же дня. Но он, видно, вовремя понял, что с таким народом нельзя сразу брать круто, с ходу и в лоб этих людей под свое влияние не возьмешь. Не послаблять «признанным», не потрафлять их вольностям, не попадать под влияние авторитетов, славы и известности — не так-то легко на первых порах. Первая настороженность, с которой его встретили, скоро прошла. Комиссар оказался человеком душевным и простым. Он не докучал бойцам монотонными нравоучениями и пережевыванием таких известных истин, которые люди сами давно знали или о которых могли узнать и без него. Разговоры его о жизни, которые принято называть политическими беседами или информациями, не были похожи на привычные застольные занятия. Они как-то сплетались с думами разведчика о его доме и родных, о товарищах по оружию. Большие тяготы страны становились личными, своими. Он быстро успел узнать психологию каждого разведчика, запомнил, у кого что на душе, и научился находить к ней подход. Это и сблизило его с десантниками. А личная храбрость, которую не раз мы видели в бою, поставила комиссара на такое место, которое и положено было ему занимать по его высокому партийному назначению.

— Ты что приуныл? — заметив загрустившего Николая Мальцева, подсел к нему Гузненков.

— Тяжело, комиссар. Лишился я друга. Какой был парень… Даже не мелькнул на поверхности, видно, попал в водоворот и сразу ко дну…