Читать книгу - "Трагедия 1941 года - Арсен Мартиросян"

«Мысль о спасении дивизии не давала мне покоя. На свой страх и риск решил действовать самостоятельно. Так как северо-восточное направление уже было скомпрометировано неудачными атаками армии, было намечено другое — на Жебрики, почти на запад. К рассвету, расположившись вдоль опушки леса возле Горнов а, дивизия была готова к атаке. Впереди конных полков стояли артиллерия и пулеметные тачанки. План был прост и рас считан на внезапность: по сигналу трубы „В карьер“ пушки и пулеметные тачанки должны были галопом выйти на гребень высоты, прикрывающей нас от противника, и открыть огонь прямой наводкой. Под прикрытием этого огня сабельные эскадроны налетят на врага и пробьют дорогу…

…Подан сигнал „Пушкам и пулеметам к бою“. Они взяли с места галопом и помчались вперед на огневую позицию. После первых же их залпов у врага началось смятение. В бинокль можно было наблюдать, как отдельные небольшие группы противника побежали назад к лесу. По команде, сверкая клинками, дивизия перешла в атаку. До наших пушек осталось всего метров двести, когда мы увидели, что наперерез нам скачут на конях М. Ф. Лукин с адъютантом. Командарм что-то кричал и грозил кулаком. Я придержал коня. Полки, начавшие переходить уже в галоп, тоже придержали коней. Лукин подскакал ко мне:

— Стой! Именем революции, именем Военного совета приказываю остановить дивизию!

Чувство дисциплины побороло. Я не мог ослушаться командарма. А он боялся лишиться последней своей надежды и данной ему властью хотел удержать дивизию, которая армии уже не поможет, ибо армии уже нет… С тяжёлым сердцем приказывают трубачу играть сигнал „Кругом“. А немцы оправились от первого испуга и открыли огонь по нашим батареям и пулеметам, которые все еще стояли на открытой позиции и стреляли по врагу. От первых же снарядов и мин врага мы потеряли несколько орудий и тачанок. Снаряды и мины обрушились и на эскадроны, выполнявшие команду „Кругом“. Десятки всадников падали убитыми и искалеченными. Я с раздражением посмотрел на командарма и стал себя клясть, что выполнил его приказ. Не останови он дивизию, таких страшных потерь мы не понесли бы и, безусловно, прорвали бы вражеское кольцо… М. Ф. Лукин продолжал доказывать мне, что так надо было, что он не мог лишиться нашей дивизии… Дивизия „под конвоем“ Лукина и его штаба перешла на старое место — к хутору у Шутово. Вечером на командном пункте Лукина собрались работники штаба, политотдела, трибунала, прокуратуры, тыла 19-й армии и штабов других армий. Здесь же были командарм Вишневский (командующий 32-й армией Резервного фронта и Болдин (заместитель командующего Западным фронтом. — А.М.). Командный пункт, по существу, уже ничем не управлял. Связи с частями не было, хотя переносные радиостанции действовали в некоторых частях (мощные радиостанции пришлось уничтожить)».

* * *

Небольшой комментарий. Если подходить к изложенному сугубо с точки зрения воинской дисциплины, то, конечно же, действия Стученко выглядят как неисполнение ранее полученного приказа командарма. Но это если формально. Однако в реальности-то они находились в окружении. И тут уже действовал Приказ Ставки Верховного Главного Командования Красной Армии № 270 от 16 августа 1941 г. В пункте № 2 этого приказа четко и ясно указано, что каждый военнослужащий независимо от своего служебного положения обязан потребовать от вышестоящего начальника, если часть находится в окружении, драться до последней возможности, чтобы пробиться к своим, и если такой начальник… вместо организации отпора врагу… короче говоря, можно было расстреливать таких командиров. Как видите, Лукин и вовсе откровенно воспретил попытку прорыва. То есть в тот момент у Стученко было право на основании упомянутого приказа Ставки попросту расстрелять генерала Лукина. Искренне жаль, что он не воспользовался своим правом, — быть может, не было бы тогда трагедии целого миллиона человек. Потому что далее Мухин приводит факты, которые однозначно свидетельствует о том, что Лукин готовился смыться в плен.