Читать книгу - "Врангель - Борис Соколов"

Пятого июля Врангель отдал приказ о создании группы Кутепова в составе 1-го армейского, Донского и Конного корпусов. Она должна была разбить александровскую группировку красных. Бои шли с переменным успехом. 20 июля белые заняли Александровск, но на следующий день вынуждены были оставить город, предварительно разрушив железнодорожную станцию.

Как раз в эти дни советские войска на западе рвались к Варшаве. В связи с этим 7 (20) июля Мильеран поддержал правительство Врангеля в парламенте и сообщил Струве, что готов признать правительство Врангеля де-факто на трех основных условиях:

1) признание долгов предыдущих русских правительств, соразмерно с территорией, фактически контролируемой Врангелем;

2) предоставление земли в собственность крестьянам;

3) официальное сообщение Врангеля о намерении созвать избранное населением Учредительное собрание.

Барон эти условия принял, и 28 июля (10 августа) признание со стороны Франции последовало. В тот же день государственный секретарь США Колби заявил, что его страна против признания власти большевиков. Англия также прервала торговые переговоры с Советской Россией, опасаясь установления контроля большевиков над Польшей.

Главной задачей кампании Врангель считал высадку на Кубани, что должно было, как он думал, вызвать всеобщее антисоветское восстание местного казачества. С 1 по 21 августа на Кубань и в район Новороссийска было высажено три десанта общей численностью около пяти тысяч человек.

Узнав о первых успехах белых на Кубани, Ленин писал: «В связи с восстаниями, особенно на Кубани, а затем и в Сибири, опасность Врангеля становится громадной, и внутри ЦК растет стремление тотчас заключить мир с буржуазной Польшей…» Уже 23 июля (5 августа) пленум ЦК РКП (б) признал приоритет врангелевского фронта перед Польским, однако при этом было решено не ослаблять давление на Варшаву.

Пятого августа кубанский десант под командованием Улагая вышел на линию станиц Тимашевской — Брюховецкой, нанеся поражение 1-й Кавказской кавалерийской дивизии красных. Однако 9-я советская армия, оборонявшаяся на Кубани, насчитывала 24 тысячи бойцов. Расчет Врангеля был на широкое восстание кубанцев и установление связи с еще боровшимися против красных на Кубани войсками генерала Фостикова. Но ни то ни другое осуществить не удалось.

Сергей Мамонтов, участвовавший в улагаевском десанте, оставил несколько ярких зарисовок этих боев:

«Как только наша колонна перешла дамбу, мы врезались в красную колонну, которая шла по главной дороге. Крики, выстрелы, пулеметная очередь в полной темноте. Мы приготовились к встрече, а для красных она была неожиданностью. Думаю, что они разбежались…

— Рысью марш!

Мы пересекли дорогу и пошли прямо на север. Долго шли рысью, не обращая внимания на отдельные выстрелы, которые раздавались изредка то справа, то слева. Стало светать.

Мы были далеко к северо-востоку, где нас не ожидали. Перед нами лежала станица Семенцево. Красные войска мирно спали. Мы грубо нарушили их сон. Часть сдалась, а часть побежала. Полки преследовали их в направлении станицы Брюховецкой…

На площади стояла толпа пленных под охраной нескольких казаков и наши две батареи. Мы все легли на землю и заснули. Шли ведь всю ночь.

— По коням! Садись! Рысью ма-арш!

Нас спешно звал Бабиев… Он стоял за большой скирдой и рассматривал что-то в бинокль.

— Вон там идет сюда красный батальон. Он ничего не подозревает и идет в колонне. Подъезжайте как можно ближе и ахните по ним картечью… Я послал за полками, но мы не можем их дожидаться. Я соберу казаков и атакую их с фланга. Понятно? Хорошо. Идите с Богом.

Мы вышли из-за скирд и пошли, не совсем на красных, в орудийной колонне, то есть орудие за орудием. Красные смотрели на нас с удивлением, но не стреляли. Потом, когда мы оказались на их уровне, то Шапиловский скомандовал:

— Поорудийно направо ма-арш… Галопом ма-арш! Орудия повернулись, батарея оказалась в развернутом фронте и перешла с рыси в галоп. Тут красные заволновались и стали стрелять. У нас упала лошадь, другая. Но мы были уже совсем близко.

— Налево кругом. С передков. К бою!

После первого нашего выстрела у них произошла неописуемая паника. Толкаясь и мешая друг другу, они побежали, а наша картечь вырывала дыры в толпе. Справа Бабиев атаковал их своим штабом и двумя десятками казаков. Красные бросили винтовки и сдались. Было их человек шестьсот. Мы взялись в передки и пошли рысью туда же.

Но красные комиссары, придя в себя, увидели, что казаков всего три десятка.

— Товарищи, их немного, — крикнули они. — Возьмите опять винтовки и переколите этих собак!

И двое из них бросились на Бабиева, который выделялся своей фигурой, широкими генеральскими погонами. Кроме того, у него была сухая правая рука от старой раны. Шашку он держал в левой руке, а повод в зубах. Но товарищи плохо выбрали свою жертву. Хоть левой рукой, но Бабиев прекрасно владел шашкой. В мгновение ока он отразил их штыки и раскроил обоим череп. Остальные замялись.

— Рубите их всех! — закричал Бабиев.

Мы подходили рысью, когда увидели, что что-то там происходит неладное. Без колебания мы быстро снялись и пустили очередь картечи в бушующую толпу, рискуя повредить и своих, но выбирая места, где конных не было. В это время мимо нас прошел на рысях полк и с обнаженными шашками ударил на толпу красных. Мы тотчас же взялись опять в передки, но когда мы пришли на место, то всё было кончено. Красных всех порубили. Бой длился не более 20 минут…

— Вы очень хорошо сделали, что стреляли еще, — сказал нам Бабиев. — Правда, вы нас тоже чуть не угробили, но ваша картечь пришла как раз когда нужно. Это холодит вам кровь — видеть пушки, которые в вас стреляют в упор. Это именно то, что должна, по-моему, делать артиллерия. Стрельба издали не так действенна и много менее впечатляюща… Но не станем терять времени. Нам предстоит еще много дела… По коням! Здесь всё кончено.

Сотни трупов лежали вокруг хутора. И сказать, что несколько десятков минут назад это был целый батальон!»

Чувства этих людей притупились на войне. Подчас они не испытывали ничего — ни страха смерти, ни сострадания к побежденному противнику. Мамонтов вспомнил несколько случаев, когда нередкая на войне жестокость принимала форму своеобразного «естествоиспытательского» интереса:

«Рядом со мной разговаривала группа казачьих офицеров. Молодой удивлялся:

— Почему среди убитых нет обезглавленных? Можно ли одним ударом отсечь голову? Видишь иногда прекрасные удары: череп рассечен наискось, а вот отрубленных голов я не видел.

Старший офицер объяснил:

— Чтобы отрубить голову, вовсе не надо слишком сильного удара. Это вопрос положения, а не силы. Нужно находиться на том же уровне и рубить горизонтальным ударом. Если конный противник нагнется, а он всегда нагибается, то горизонтальный удар невозможен. Пехоту же мы рубим сверху вниз… Эх, жаль, если бы подвернулся случай, я бы показал, как рубят голову.