Читать книгу - "Вирус "А". Как мы заболели вторжением в Афганистан - Валерий Самунин"

Когда начальнику ПГУ Крючкову доложили о том, что самолет с афганскими оппозиционерами успешно покинул авиабазу Баграм, Владимир Александрович не смог скрыть своей радости. Сам весьма сдержанно относившийся к спиртному и не переносивший злоупотреблявших алкоголем, он сказал по телефону Богданову: «Выпейте сегодня. Вы заслужили». На что полковник с радостной готовностью ответил: «Сделаем!» А Крючков тут же отправился на Лубянку — для доклада Андропову. Поскольку вопрос о тайной эвакуации халькистов обсуждался на самом верху и окончательное решение было санкционировано самим Брежневым, то политбюро должно было узнать об итогах операции немедленно.

Андропов встретил начальника разведки подчеркнуто приветливо. Был он в вязаном, почти домашнем джемпере, узел галстука немного ослаблен.

Они сели друг против друга за маленьким приставным столиком. Крючков ознакомил шефа с ситуацией. Тараки с супругой по-прежнему в изоляции. Доступ к ним исключен. Ничего неизвестно о его самочувствии. Через наши возможности и через посла мы постоянно пытаемся убедить Амина не предпринимать в отношении свергнутого генсека никаких репрессивных мер. Что касается положения в руководстве партии, то сейчас никакой видимой оппозиции Амину там не просматривается: есть члены ЦК и Ревсовета, которые сознательно и твердо поддерживают нового лидера, есть те, кто делает это из-за страха за свою жизнь. Но надо знать афганцев: не пройдет и месяца, как в его окружении обязательно появятся недовольные, обиженные, обойденные должностями. Отдельного разговора заслуживают сторонники Тараки в армии — они есть и, по нашим данным, могут выступить в защиту вождя. Но, боюсь, что эти выступления будут разрозненными и их легко подавят.

— Значит, что? Кончилось время Тараки? — в раздумье произнес Андропов.

— Да, Юрий Владимирович, это уже надо оставить истории. Но и с присутствием Амина мы не можем мириться. Даже если он и не сотрудничает напрямую с американцами, все равно его действия наносят огромный вред революционному процессу, партии, ставят под удар наши интересы в Афганистане.

— Погоди, — мягко остановил его Андропов. — Это мы с тобой так считаем. Но ведь подобные решения может принимать только политбюро нашей партии. А ты уверен, что все члены политбюро точно так же оценивают Амина? — Крючков неопределенно развел руками. — Вот… То-то же! И я не уверен. Насколько я знаю, министра обороны по-другому информируют. Андрей Андреевич будет до последнего колебаться. Пономарев? Не исключено, что этого старого коминтер-новца вводит в заблуждение псевдореволюционность Амина, его заклинания быстро, по-сталински решить все проблемы. Так что давай не будем спешить. Моя к тебе просьба: накапливайте информацию, держите ситуацию под постоянным контролем. И обо всем существенном немедленно докладывай мне. Во всех своих действиях — руководствоваться рекомендациями Инстанции.

Инстанцией в те годы было принято называть ЦК КПСС.

* * *

В Москве сентябрь прошел под знаком изучения новой ситуации. В ЦК КПСС, КГБ, Минобороны, МИДе анализировали поступающую день за днем тревожную информацию из Кабула. Писались справки, формулировались предложения, за плотно закрытыми дверями проходили совещания. Никаких стратегических решений в связи со сменой власти пока принято не было. Но все шло к этому.

21 сентября совещание руководящего состава КГБ провел лично Андропов. Он подверг резкой критике действия Амина по захвату им власти, однако на данном этапе призвал все службы, представленные в ДРА, работать в прежнем режиме, не давать повода для провокаций. «Нам следует учитывать объективную ситуацию, — дипломатично выразился председатель Комитета, — и в этой связи принимать все необходимые меры, чтобы сохранить сотрудничество и наше влияние на Амина».

Неделей позже в Москву были вызваны с докладом о ситуации военные советники Горелов и Заплатин. Их поочередно выслушали начальник Главного политуправления Епишев, начальник Генерального штаба Огарков, министр обороны Устинов, секретарь ЦК Пономарев. Каждый из этих руководителей особенно пристрастно расспрашивал советников об Амине — каково его истинное лицо, можно ли ему доверять, насколько он искренен в своей верности СССР…

Генералы остались верны своей прежней позиции. Они высоко отозвались о деловых качествах нового афганского вождя, отметили его склонность к театральным эффектам, вспомнили о пуштунском национализме, не стали отрицать проявляемую им жестокость по отношению к политическим противникам. Что же касается его «советизма», то и Горелов, и Заплатин в один голос уверяли собеседников: это наш надежный и проверенный друг. «У него есть два самых святых праздника в году, — с жаром говорил Заплатин. — Это 7 ноября и 9 мая». Устинов, выслушав все это, почему-то нахмурился и посоветовал своим генералам, вернувшись в Кабул, теснее взаимодействовать с «ближними». «От них идет несколько другая информация, — раздраженно пояснил он. — Вы там не можете между собой договориться, а нам здесь решение принимать». Принципиальный Заплатин пытался было пожаловаться на Богданова и его команду («Пить им поменьше бы надо, тогда и информация будет объективной»), но понимания у министра не нашел, тот только рукой махнул. Мол, свободны.

Горелов вместе с Ивановым и Пузановым был приглашен также на заседание комиссии политбюро, где впервые обсуждалась возможность ввода советских войск в Афганистан. Пузанов по своему обыкновению (а может быть, и по рекомендации своего непосредственного начальника Громыко) отделался расплывчатой формулой «с одной стороны — с другой стороны». Иванов не исключил того, что войска придется вводить, пояснив, при каких обстоятельствах. И только Горелов стоял на своем: «Советское военное присутствие в ДРА усиливать нельзя. Афганские вооруженные силы в состоянии решить поставленные перед ними задачи».

Контакты на высшем уровне между афганскими и советскими руководителями пока были не то чтобы заморожены, но приостановлены. Единственным человеком из членов политбюро ЦК КПСС, который встречался с аналогичным афганским руководителем (тоже членом политбюро), был Громыко, который в Нью-Йорке, находясь на заседании Генассамблеи ООН, имел беседу с министром иностранных дел ДРА Шах Вали. Андрей Андреевич попросил афганского визави рассказать о положении в Афганистане.

— Сейчас у нас все спокойно, — заверил его Шах Вали. — Однако недавно возникли определенные проблемы, связанные с поисками правильных путей для решения вставших перед революцией вопросов. Положение усугублялось тем, что Тараки насаждал культ своей личности, сколачивал вокруг себя группировку, состоявшую из неопытных и непроверенных элементов. Нарушалась законность. Служба безопасности беспричинно арестовывала многих невинных людей. Эти вопросы стали предметом обсуждения в руководстве партии. Когда Тараки увидел, что партийное руководство его не поддерживает, он организовал заговор с целью убийства Амина.

— А как было установлено, что имел место заговор? — спросил Громыко. — Или это просто предположение?

— План убийства обсуждался в штаб-квартире службы безопасности, и один из верных партии товарищей предупредил товарища Амина.

Далее Шах Вали поведал советскому министру о подробностях инцидента во дворце, когда был убит Тарун, особо подчеркнув, что посол Пузанов в разговоре с Амином по телефону заверил, что тому ничего не грозит, если он приедет на встречу.