Читать книгу - "Рокоссовский. Терновый венец славы - Анатолий Карчмит"

1

Итак, войска правого крыла 1-го Белорусского фронта к середине июля ушли далеко вперед, а теперь пришла пора показать себя левофланговым армиям. 7-го июля Ставка утвердила план Люблинско-Брестской операции. Замысел маршала Рокоссовского заключался в том, чтобы уничтожить брестскую и люблинскую группировки противника ударами войск фронта в обход Брестского укрепленного района с юга, севера и, продолжая продвижение на варшавском направлении, выйти широким фронтом на рубежи реки Вислы. 18 июля пять общевойсковых армий, танковая и воздушная армии левого крыла фронта перешли в наступление и уже 20 июля вышли к Западному Бугу на границу.

Рокоссовский оставался самим собой — он постоянно находился в войсках. На пыльных фронтовых дорогах его походный, защитной окраски автомобиль видели и пехотинцы, и летчики, и артиллеристы.

К вечеру 22 июля командующий фронтом приехал на берег Западного Буга, где на хуторе размещался временный КП фронта. После ужина на стол легли радиограммы, телеграммы, донесения о перехватах радиоразговоров противника.

Из донесений стало ясно, что наиболее тревожная обстановка у Батова. Его соединение выдвинулось далеко на запад. Слева войска Лучинского и справа войска Романенко отстали на десятки километров. «Это что за близорукость? Неужели они не видят, что фланги 65-й армии открыты?» — мелькнула мысль у Рокоссовского. Он тут же наткнулся на радиоперехват: «Командир пятой танковой дивизии СС «Викинг» Галла ведет радиопереговор с командиром четвертой танковой дивизии Петцелем. Галл — в Высоколитовске, Петцель — в Вельске. Готовятся в четыре ноль-ноль нанести по нашим войскам встречные удары и соединиться в районе Клешелей».

Рокоссовский связался с Батовым.

— Павел Иванович, что делается в ответ на замысел немецких генералов?

— Вывожу КП из Клешелей в Гайновку. Войска готовлю для отражения танков. Сил мало, резервов нет.

— Держись на занимаемых рубежах. Помощь будет оказана.

Из армии Романенко командующий фронтом направил к Батову стрелковый корпус и танковую бригаду. К утру он получает радиограмму от командарма: «Артиллерия не в силах сдержать удар бронированного кулака. Сто танков с севера и сто танков с юга». Рокоссовский радирует: «Сжать основные силы армейской группировки к центру, оставить часть территории, сократить линию фронта и занять круговую оборону».

К полудню следующего дня командующему фронтом стало ясно, что немецкие группировки соединятся.

Днем Батов по радио докладывал:

— Противник наносит встречный удар на Клешели. Штаб армии отведен в Гайновку. Сам с оперативной группой управляю боем на…

Рокоссовский много раз запрашивал по радио: «Где Батов? Что с ним случилось?» Не получив ответа, он выслал в разведку эскадрилью истребителей, но они машин командарма не обнаружили.

Почти двое суток тревога не покидала Рокоссовского. И только 24 июля поступило сообщение: подоспевшие на помощь стрелковый корпус и танковая бригада разгромили гитлеровцев под Клешелями и восстановили прежнее положение 65-й армии. Еще днем Батов связался с Рокоссовским.

— Товарищ маршал, спасибо за помощь. Если бы не она, немцы бы меня растерзали.

— Оказывается, даже сам Батов может допускать ошибки.

— Да вот, хватился за ум, но было уже поздно.

— Павел Иванович, ну как же ты допустил, что тебя немцы обхитрили и дали такого хорошего тумака?

— Виноват, товарищ маршал!

— Как видишь виноватых бьют, — рассмеялся Рокоссовский. — Ладно, не расстраивайся. На войне бывает всяко.

Вечером после короткого совещания с членами Военного Совета маршал вернулся к текущим делам. Где-то к полуночи он склонился над картой. Здесь, за Бугом, польская земля. Как давно он не был в этих краях.

Многое думалось Рокоссовскому в эту ночь. Если бы ему сказали раньше, что спустя тридцать лет он будет возглавлять миллионную армию и придет с ней в Польшу, чтобы освободить свою родину от варваров, он ни за что на свете не поверил бы.

Он вспомнил свои детские и юношеские годы, учебу в школе, беззаботные шалости, первую любовь, картины родной природы — невольно возникали в памяти лица отца, матери, сестер. «Жива ли моя родная сестричка Елена, — подумал он. — Из нашей семьи остались только мы с тобой, когда я уходил в армию. Три десятка лет я о тебе ничего не знаю».

Все безрадостные картины детства как-то сами собой ушли на задний план, и остались в памяти самые яркие и красивые, которые отзывались в сердце маршала сладкой грустью, оттого что все это ушло в невозвратную даль и больше никогда не вернется.

Мысли Рокоссовского перекинулись в Москву к жене и дочери. Он давно их не видел и не писал писем. Он корил себя за то, что по его вине отношения в семье стали неискренними и натянутыми.

Маршал вызвал адъютанта и попросил связать его с квартирой в Москве. Пока налаживалась связь, он курил и ходил по комнате.

— Юленька, ты? — с волнением произнес он. — Здравствуй, милая! — В трубке возникли помехи. Он стал говорить громче. — Как вы там? Как здоровье? — Голос жены едва был слышен.

— У нас все хорошо, поздравляем тебя с высоким званием! Как ты себя чувствуешь? Как твое здоровье, настроение?

— Все нормально. Воюю. Думаю, скоро закончим эту канитель. Где Ада?

— Здесь. Даю трубку.

— Папулечка, родной, здравствуй! — затараторила Ада. — Мы по тебе скучаем! Я работаю в партизанском штабе. У меня все хорошо. Понимаешь, все хорошо!

— Молодец, дочурка!

— Папулечка, почему ты нам не пишешь? Мы очень волнуемся. Что же ты у нас стал таким недисциплинированным?

— Адуля, я буду выкраивать время и буду писать. Обнимаю вас и целую. До свидания!

После телефонного разговора непрошеная грусть покинула душу маршала. Он разостлал постель на солдатской кровати, лег и моментально уснул.

На следующий день Рокоссовский поднялся рано. Он уточнил у дежурного, какие соединения переправились через Буг, выяснил общую обстановку на фронте и вышел к реке.

Солнца еще не было видно, лишь бледный Предрассветный отблеск скупо освещал Буг. То тут, то там из камышей доносилось кряканье уток. Над ленивым течением реки разливался теплый воздух. Внизу у берега, в густой чаще лозы отозвалась лягушка, потом еще одна, окрестности огласил целый хор. Рассвет набирал силу. С острова, поросшего ольховником и вербой, с писком вылетела какая-то длиннокрылая птица и в три взмаха поднялась вверх. Взглянув в упор на Рокоссовского, она унеслась на противоположный берег. «Посидеть бы сейчас на зорьке с удочкой», — подумал маршал, но отдаленный стон артиллерии за Бугом вернул его к действительности, и он поспешил в дом.