Читать книгу - "Эдинбург. История города - Майкл Фрай"

* * *

На ином уровне воздействие войны на Эдинбург обернулось существенным расширением полномочий шотландского правительства, соответствующим грандиозному расширению полномочий правительства Великобритании; обоим правительствам предстояло сохранять эти сильно расширившиеся полномочия и после окончания войны. Покуда стране угрожала опасность, никто не возражал, в Шотландии не больше, чем в Англии. Однако премьер-министр Уинстон Черчилль все же позаботился о том, чтобы задобрить шотландцев. В годы Первой мировой ему и другим политическим лидерам приходилось зорко следить, не проявятся ли в находившемся под влиянием социалистов Глазго признаки подстрекательства к мятежу. Поэтому необходимая для ведения войны централизация ни в коем случае не должна была вызвать недовольства у шотландцев. К счастью, в Эдинбурге ныне пребывало министерство по делам Шотландии, и централизацию можно было осуществлять при его посредстве.

История министерства по делам Шотландии во время войны рассказана выше. Здесь же следует отметить, с каким удовольствием оно взяло на себя роль «коллективного интервента». Роль эту оно потом стремилось всячески разыграть, даже спустя три десятилетия после заключения мира, используя в качестве рычага убеждения крах традиционной экономики на западе Шотландии. Министерство по делам Шотландии полагало, что способно не столько реформировать, сколько модернизировать экономику страны, если только распознает, какая тяжелая промышленность понадобится в будущем. Такая политика требовала крупных инвестиций без видимой отдачи, но платил-то Лондон. Наконец Шотландия стала производить автомобили на западе и на востоке, используя сталь из местности между ними, одновременно выплавляя на севере алюминий и выпуская бумагу в отдаленном Хайленде. После 1979 года Лондон платить перестал. Историк министерства по делам Шотландии Джон Гибсон едва сохраняет официальную объективность, описывая закрытие предприятий: «Это был жестокий удар, и соль на рану сыпали раздававшиеся со стороны и отметавшие всякие упреки замечания о политике регионального развития в Шотландии 1960-х, краеугольным камнем которой были заводы в Линвуде и Батгейте, Инвергордоне и Лохабере, наряду со сталепрокатным заводом в Рэвенскрейге, Ланакшир».^[418]

Об Эдинбурге Гибсон вообще не упоминает. Только этот город в Шотландии не попал в «ласковые сети» региональной политики. Архитектор, доктор Гэвин Маккроун, писал, что исключение Эдинбурга может показаться «абсурдным». Статус Эдинбурга как столицы Шотландии, наверное, в данном контексте не очень важен, но, по крайней мере, город являлся «наиболее естественной точной роста» для окружающего региона. Однако «его экономика процветает даже без помощи политики регионального развития, и найдется, конечно же, много подходящих мест для развития промышленности в районе строительства, непосредственно за городской чертой. Поэтому требование включить Эдинбург в план, возможно, не однозначно… но данное положение нужно тщательно рассмотреть». На деле, без тяжелой промышленности и региональной поддержки, Эдинбург преуспевал больше регионов, имевших то и другое.^[419]

* * *

Мало-помалу стали возникать сомнения относительно власти центрального правительства и государственной власти вообще. Поскольку Англия оставалась самой крупной частью Соединенного Королевства, статистическая система, вероятнее всего, должна была следовать английским нормам. Однако шотландцев с самого 1707 года всегда предоставляли самим себе. Если они объединялись в поддержку чего-то своего, «доморощенного», англичане были рады им это позволить, вмешиваясь только в тех случаях (признаться не столь уж редких), когда шотландцы предпочитали не объединяться, а враждовать между собой.

Централизация подвела итог этому беззаботному времяпрепровождению. Например, после Первой мировой войны правительство Великобритании вмешалось в шотландское жилищное строительство и продолжало вмешиваться в него и после Второй мировой. На строительную практику Шотландии, продукт долгих веков самостоятельной истории, оказывался сильнейший нажим. Повсюду камень меняли на кирпич, вместо многоквартирных домов строили коттеджи, вместо городских джунглей создавали города-сады. Можно сказать, что большинство домов, возводимых ныне в Шотландии, похожи не на шотландские дома, а на английские. Местные условия все же заставляют порой вспоминать былой опыт. Известковый раствор крошится в сильную стужу, поэтому не покрытые галечной штукатуркой здания скоро начинают выглядеть обветшавшими; тем, кто никогда об этом не задумывался, стало ясно, что английскому дому, спроектированному для щадящего климата, нужна шотландская штукатурка для противостояния климату суровому. Но в промышленности по обе стороны границы действуют единообразные правила. Лондонские бюрократы устанавливают стандарты для строительных материалов, типов и плотности, а шотландские учреждения просто следуют установленным правилам. Чиновники в центре могли и не ведать о какой-то там разнице в природных условиях Англии и Шотландии, а наиболее въедливые настаивали на точном следовании правилам — и надували щеки, заставляя шотландцев злиться на навязывание чуждых норм.^[420]

Для городов, разбомбленных немцами, политические прикидки будущего казались после 1945 года необходимыми и желанными. Если исправлять хаотическую городскую застройку, лучшей возможности и представиться не могло. Пристальному рассмотрению подверглось все: жилье, дороги и коммерческие здания. К 1960-м годам стали очевидны последствия такой политики, а в XXI веке нам приходится их расхлебывать. Зачастую они воплощены в развалинах городов, неузнаваемых для предыдущих поколений и неудобных для нынешнего. Снос домов можно простить, если он не спровоцирован утопическими намерениями. Но для того, что получилось в итоге, изобрели противоположность утопии — антиутопию. Такой участи избежал лишь Эдинбург — и то едва-едва.

* * *

До войны в Эдинбурге городским планированием занимались мало. Общенациональные политические партии не всегда соперничали на местных выборах, и городским советом заправляла непрочная коалиция, зачастую из среды представителей малого бизнеса, именующих себя прогрессистами. На самом деле будучи реакционерами, они преследовали всего две цели: не пускать к власти лейбористов и снижать местные налоги. Сэр Уильям Дарлинг, лорд-провост во время войны, нашел в этом повод для гордости: «У Эдинбурга долгая история государственной экономики».^[421] Поэтому грандиозные планы социальной инженерии заметной роли не играли. Однако со временем потребовался иной, свежий взгляд на развитие Эдинбурга, не потому что город подвергся разрушениям, а потому что в 1939 году всякое строительство было приостановлено. К 1945 году городу не хватало 10 000 жилых домов — тогда как возвращавшимся с полей сражений героям нужно было где-то жить. Земли в пределах обширных муниципальных границ хватало. И для удовлетворения возникшей потребности столица Шотландии остановила выбор на самом выдающемся городском планировщике Великобритании, Патрике Аберкромби, который уже приступил к восстановлению Лондона. Судя по имени, он не был шотландцем, родом был из Ливерпуля. Вскоре это обстоятельство начнут ставить ему в упрек.^[422]