Books-Lib.com » Читать книги » Историческая проза » Еврейский камень, или Собачья жизнь Эренбурга - Юрий Щеглов

Читать книгу - "Еврейский камень, или Собачья жизнь Эренбурга - Юрий Щеглов"

Еврейский камень, или Собачья жизнь Эренбурга - Юрий Щеглов - Читать книги онлайн | Слушать аудиокниги онлайн | Электронная библиотека books-lib.com

Открой для себя врата в удивительный мир Читать книги / Историческая проза книг на сайте books-lib.com! Здесь, в самой лучшей библиотеке мира, ты найдешь сокровища слова и истории, которые творят чудеса. Возьми свой любимый гаджет (Смартфоны, Планшеты, Ноутбуки, Компьютеры, Электронные книги (e-book readers), Другие поддерживаемые устройства) и погрузись в магию чтения книги 'Еврейский камень, или Собачья жизнь Эренбурга - Юрий Щеглов' автора Юрий Щеглов прямо сейчас – дарим тебе возможность читать онлайн бесплатно и неограниченно!

484 0 19:48, 24-05-2019
Автор:Юрий Щеглов Жанр:Читать книги / Историческая проза Год публикации:2004 Поделиться: Возрастные ограничения:(18+) Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних просмотр данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕН! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту для удаления материала.
0 0

Аннотация к книге "Еврейский камень, или Собачья жизнь Эренбурга - Юрий Щеглов", которую можно читать онлайн бесплатно без регистрации

Собственная судьба автора и судьбы многих других людей в романе «Еврейский камень, или Собачья жизнь Эренбурга» развернуты на исторической фоне. Эта редко встречающаяся особенность делает роман личностным и по-настоящему исповедальным.
1 ... 118 119 120 121 122 123 124 125 126 ... 229
Перейти на страницу:

В Испании происходил знаменательный общественный слом. В апреле 1931 года перед приездом Эренбурга в Мадрид король Альфонс XIII потерял престол и отправился в эмиграцию. Патриоты провозгласили, к сожалению недолговечную, республику.

Мимолетное появление Достоевского на фоне испанских ретроспекций в мемуарах Эренбурга далеко не случайно. Позже он охладеет к творчеству Эль Греко. Более критичен Эренбург становится и к Достоевскому. Однако великие мастера заставили его пристальней и глубже вглядеться в человеческую душу. В 36-м году, очутившись в Толедо, Эренбург, несмотря на яростные уличные бои, не без риска для жизни проникает в местную церковь, чтобы перед картиной «Похороны графа Оргаса» проверить давние впечатления от Эль Греко.

Прошло два года, как роман о Кузнецкстрое напечатали в Москве. Эренбург уже не испытывает восторга от полотен великого мастера: «…Слишком много было вокруг подлинной человеческой беды». Он разлюбил Эль Греко, разучился понимать его живописный язык, каким выражались чужие, далекие сюжеты. И здесь вновь проступает тень Достоевского. Некоторые страницы, потрясавшие в молодости, кажутся сейчас «аффектированными». Что происходит с автором мемуаров «Люди. Годы. Жизнь»? Почему он отворачивается от недавних кумиров? И надолго ли? Сейчас он уходит в другой — газетный — мир, мир войны, кровавых сражений, в мир страшной политики и безумного единоборства. Другие тени окружают его, другие — не книжные и не живописные — страсти терзают сердце, другой обуревает ужас.

Он совершает конъюнктурный отказ от прошлых увлечений в пользу подлинной и сиюминутной человеческой беды, в пользу слез и горя, в которых тонет его любовь — Европа и Россия — ее огромная часть.

Возвращение

Эренбург известен противоречивостью, резкой сменой политических и религиозных ориентаций, мнений и настроений. Мы увидим, насколько «аффектированными» показались ему страницы Достоевского. Необходимо обязательно обратить внимание на ассоциативный ряд у Эренбурга, всегда обладающий тончайшей нюансировкой. Отношение к Достоевскому развивается параллельно отношению к Эль Греко. Отчетливо ощущается, как Эренбург готовится к переходу на новые позиции. Ассоциативный ряд у него обычно не одинарный. Он состоит из множества слоев. Страсти по Эль Греко, страсти по Достоевскому, начало противостояния фаланге в Испании и фашизму в Европе, пропитывание Достоевским собственной художественной ткани в «Дне втором». Временная протяженность этих духовных метаний — пять лет. Включается сюда и поездка в Сибирь, и бешеная работа над романом в Париже, и борьба за его издание на родине, и масса прочих, связанных и не связанных между собой событий личного и социального плана. Достоевский не только в молодости захватывал Эренбурга. Он неоднократно упоминает об авторе «Бесов» в мемуарах, и всегда в многозначительном — тревожном — для себя контексте. Оказывается, Достоевский не только безграничен, но и заграничен. Он везде с Эренбургом — в Москве, в Париже, в Мадриде и особенно в Берлине.

Германия наводнена Достоевским. Он везде, даже в дневниках Кафки. Он присутствует в разговорах Гитлера со своими клевретами. Альфред Розенберг в «Мифе XX века» вынужден рассмотреть феномен Достоевского с точки зрения идеологии нацизма. О Достоевском пишут в газетах. На нем, как мы уже знаем, сосредоточивают свое внимание интеллектуальные круги в коммунистической России. Его стараются опорочить ведущие критики. Образуется мятежное пространство Достоевского. Он становится полем борьбы. Достоевский — знак, символ, знамя. Если судить по «Дню второму», он — лозунг, он — тема для споров, он — критерий и, что важнее остального — водораздел. Любопытно, что в романе Достоевский возникает вместе с появлением немецкого заграничного гостя.

Скачок от рассуждений о судьбе Достоевского в Сибири к почти осязаемому его присутствию в романе и светящемся вечернем мраке университетской библиотеки воспринимался мной органично. Я без всяких усилий и плавно переходил от Достоевского к испанской эпопее, запрятанной в потрепанную папку с надписью «Бухучет», подобно тому как Эренбург переходил от Эль Греко к Достоевскому. Исступленность и самоуничтожение Володи Сафонова были сродни тому, что я сам видел впоследствии на холстах Эль Греко. Единство в цепи ассоциаций выравнивало динамику скачкообразности при создании непрерывно текущей прозаической ткани. Но главное концентрировалось в Достоевском. Люди 20-х и 30-х годов в Европе и России были опалены его мыслями и сюжетами. Судьба произведений Достоевского в Германии не могла пройти мимо Эренбурга, не могла его не беспокоить. Подозрительное молчание о Достоевском в России и подозрительное муссирование его текстов в Германии что-нибудь да означало. Эти две страны всегда придерживались различных точек зрения. Но сейчас молчание в России и звуковой ряд в Германии обладали каким-то порочным единством. Это завораживало, но и пугало, потому что Достоевский был невероятной мировой силой. А силу в преддверии войны стремятся все увеличить.

Вот почему, так или иначе, Достоевский у Эренбурга появляется накануне испанской трагедии.

Двойники

Володя Сафонов — это сложная цветная, очень эффектная и красивая амальгама, состоящая из характерологических черт, подмеченных Эренбургом у отца Жени, наиболее рафинированных и осовремененных особенностей любимого героя Достоевского — Николая Ставрогина, конгломерата бакунинских и спешневских проявлений личности и разнообразных знаний автора романа, свободно перемещаемых в пространстве — от Парижа до Томска и обратно. Однако вычленяемые участки жизни настолько несходны с прожитым предшественниками, что высказывания Володи Сафонова порой вызывают изумление. При одновременном владении европейскими языками, знакомстве с древнерусской и западной классической литературой, историей и философией, религией и науками Володя Сафонов выглядит скорее парижанином, случайным посетителем кафе «Ротонда» или ресторана «Максим», а его прототип Сафронов — чисто русский феномен: дальше Челябинска и во снах сладчайших не путешествовал. Это, конечно, существенный недостаток «Дня второго», хотя настоящий Сафронов был полиглотом, любителем изящных искусств, изощренным ценителем прекрасного и, в общем, мог сказать все то, что говорил его двойник в романе, хотя в это нелегко поверить. Но я-то знаю истину. Я воочию столкнулся с двойником героя «Дня второго». Все речи Володи Сафонова, которые он произносит с трибуны на дискуссии, есть лишь облегченный и романтизированный вариант действительных сомнений и действительной драмы, пережитой некогда Сафроновым, отцом Жени.

Да, у них было две жизни, они были одновременно двойниками и двойственными, и зеркальным отражением друг друга. Если бы Эренбург создавал этот образ не в советское время, то добился бы большей глубины, большей интеллектуальной прозрачности, большей весомости, большей своеобычности в поведении, рассуждениях и самообнаженности. Володя Сафонов не получился бы ослабленным Ставрогиным. Он приобрел бы яркую значительность, скульптурность и выразительность, потому что Эренбург нащупал и отловил из взволнованных глубин житейского моря колоритную натуру, нехарактерную для сумятицы провинциальных будней, взбудораженных ненадолго строительными фантазиями большевиков.

— Отцу все-таки повезло — он выжил, но, с другой стороны, ему не повезло, — посетовала однажды Женя. — Смотри, чтобы тебя тоже не ослабило и не подорвало время. Если ты когда-нибудь отважишься написать обо всей этой истории.

1 ... 118 119 120 121 122 123 124 125 126 ... 229
Перейти на страницу:
Отзывы - 0

Прочитали книгу? Предлагаем вам поделится своим впечатлением! Ваш отзыв будет полезен читателям, которые еще только собираются познакомиться с произведением.


Новые отзывы

  1. Гость Елена Гость Елена12 июнь 19:12 Потрясающий роман , очень интересно. Обожаю Анну Джейн спасибо 💗 Поклонник - Анна Джейн
  2. Гость Гость24 май 20:12 Супер! Читайте, не пожалеете Правила нежных предательств - Инга Максимовская
  3. Гость Наталья Гость Наталья21 май 03:36 Талантливо и интересно написано. И сюжет не банальный, и слог отличный. А самое главное -любовная линия без слащавости и тошнотного романтизма. Вторая попытка леди Тейл 2 - Мстислава Черная
  4. Гость Владимир Гость Владимир23 март 20:08 Динамичный и захватывающий военный роман, который мастерски сочетает драматизм событий и напряжённые боевые сцены, погружая в атмосферу героизма и мужества. Боевой сплав - Сергей Иванович Зверев
Все комметарии: